Анна Иоанновна

Пока шли эти разборки, доходы со «спорных» имений успешно осваивали русская администрация и её драгуны. В 1716 году курляндские администраторы-оберраты выделили Анне Иоанновне 14 герцогских владений с годовым доходом свыше 12 тысяч талеров. Этими землями стал распоряжаться Бестужев, которому царь приказал «отставить» экзекуции. Пётр уже смотрел на эти территории как на собственные владения: в 1717 году, возвращаясь из Франции, он приказал рижскому губернатору заготовить для него подводы как в Лифляндии, так и в формально иностранной Курляндии. А Бестужев ставил на постой «роту или больше драгун, смотря по препорции деревень», в имения недовольных российским присутствием и «противных нашему интересу» дворян. Герцог Фердинанд не смел показываться в собственных владениях и управлял ими из Данцига. Анна же стремилась выбраться в родную Москву. Здесь она гостила у матери в 1714–1715 годах и долго болела — «горячкой» и приступами уже тогда обнаружившейся «каменной болезни», которая и сведёт её в могилу^{59}.

В 1718 году она ненадолго приехала в Петербург, но вновь должна была вернуться в Курляндию. Положение Анны было нелёгким: на чужбине вдовствующая герцогиня оказалась бедной и никому не нужной родственницей, которой поначалу и жить-то было негде, так как герцогское семейство в начале войны вывезло из дворца в Пруссию наиболее ценные вещи, включая посуду и мебель. Иногда приходилось крохоборничать. В 1732 году московский купец Иван Андреев напомнил Анне, уже императрице, как семь лет назад в Митаве она заняла у него 41 талер 55 грошей, а затем ещё 53 рубля 2 алтына, и попросил вернуть долг^{60}. Анна вечно была без денег, но терпела. Сохранились её письма «дядюшке царю Петру Алексеевичу» и его супруге за 1717–1723 годы^{61}: поздравления с тезоименитством, Новым годом, днями рождения детей, годовщиной очередной победы. О себе же Анна почти ничего не сообщала, лишь иногда жаловалась: