Анна Керн: Жизнь во имя любви

В 1855 году за Полторацким в Яблонове числилась 81 крепостная душа, в 1859 году в Лубенском уезде у него появилась ещё 31 десятина земли – местечко Большая Левада, оформленное в 1816 году купчей на мать Александра Васильевича Дарью Петровну Маркову–Виноградскую, а затем обманным путём, через Квитку (племянника Анны Петровны) купленное Павлом Петровичем всего за 300 рублей, в то время как настоящая цена этой земли, по мнению А. В. Маркова–Виноградского, составляла не менее 2 тысяч рублей.

Впоследствии Павел Петрович продал имение. «Одна половина Яблонова, – по словам второго мужа нашей героини, – была проедена, пропита и прокурена Павлом Петровичем вместе с Любою (его сожительницей. – В. С.)и их последом, другая израсходована на покупку дома в Киеве [стоимостью 30 тысяч рублей] на имя Любы, приносящего ей [годовой] доход в 3 000 рублей серебром».

В начале 1844 года, через два года после второго замужества дочери, Пётр Маркович Полторацкий был вынужден продать Лучку. Вероятно, ему пришлось это сделать после неудачно закончившейся «аферы» с крупяным маслом.

Оставшись в буквальном смысле без крова, Марковы–Ви–ноградские вынуждены были переселиться в городок Сосни–цы Черниговской губернии, в маленькую прадедовскую городскую усадьбу с 15 душами крепостных крестьян. Она, как уже упоминалось, досталась Александру Васильевичу по наследству после смерти матери, однако фактически находилась во владении его тётки Феодосии Петровны ^{78}. Ранее, 22 сентября 1842 года, Марков–Виноградский сделал дневниковую запись: «Писал сегодня тётке Федосье Петровне Полторацкой, владеющей моим именьицем, что пора бы мне прислать из него что–нибудь, что я уже не Сашенька в углу,нуждающийся больше в наставлениях, чем в деньгах».

Александр Васильевич оставил описание имения: «Усадьба вместе со стоящею против её ворот, на другой стороне площади, каменной церковью Воскресения построена была для деда моей матери, протоиерея Ф[ёдора Филипповича] П[олторацкого], сыном его (Марком Фёдоровичем Полторацким. – В. С.),любимцем императрицы Елизаветы. Одноэтажный деревянный дом усадьбы, осенённый роскошными липами и клёнами, был так близок к церкви, что с его крыльца, покрытого навесом на четырёх колонках, можно было слышать церковную службу. Колонки эти остряки называли «тасканскими», так как их таскали по лесу и притащили на место, немного употребив усилий на отделку… Церковь была о трёх куполах самой простой архитектуры… Она была разбита громом и так долго стояла без крыши, что на ней выросла берёза… Она реставрировалась уже, по моей памяти, стараниями моей бабушки, долго собиравшей пожертвования по книжке, выданной из консистории…»

После переезда, состоявшегося 20 февраля 1844 года, Александр Васильевич, обуреваемый тревогой, записал в дневнике: «Вот мы и в Соснице… Что–то будет? Чем–то будем жить?! Разумеется, службою! Но как найти место?.. Увидим!.. Бог не без милости, казак не без счастья!..»

В Соснице Марковым–Виноградским пришлось жить вместе с их общей тёткой Феодосией Петровной Полторацкой – той самой, которой почти 25 годами ранее Анна Петровна адресовала свой «Дневник для отдохновения». Теперь из экзальтированной дамы она превратилась в желчную скупую старуху, очень неодобрительно относившуюся к любовному союзу своей зрелой племянницы и молоденького племянника и всячески отравлявшую им жизнь. «Под мучительным игом» этой капризной, тщеславной и завистливой женщины они прожили более десяти лет – до конца 1854 года.

«Тётка ненавидит мою жену, – писал Марков–Виноградский. – Отчего же она и меня не так же ненавидит? Это меня огорчает! Она, стерва, думает, что жена управляет мною. Между тем, мы живём согласно, и одна любовь наполняет нашу жизнь и управляет нашими действиями и мыслями…»

Александр Васильевич в течение пяти лет (с 20 марта 1846–го по 1851 год) избирался на должность заседателя в Сосницком уездном суде. «Выборы дворянские наши, – писал он в дневнике, – составлены большей частию из людей, до которых образование не коснулось, которые не имеют простых понятий ни о добре, ни о зле, у которых совесть свободна, как старый разношенный сапог, и от этих выборов зависит судьба моя! Если я буду причиною решения дела не в пользу означенных господ, то меня не выберут, и я при чистой совести своей всё–таки буду нищим. Положение, кажется, незавидное!.. Когда–то я мечтал об идеальной честности и уверен был в возможности осуществить эти мечты. Настало время действовать… и что же? Необходимость породила долги, бедность замедлила уплату их… И что сталось с честностью? Начал служить… и стали появляться у меня подарки. Не принять – значит обидеть дающего, и потом жалованье мало, а потребностей много!.. Я также беру подарки, как и другие, хотя и без вынуждения: всё же это взятки!»