Анна, Ханна и Юханна

Когда у Ханны второй месяц кряду не пришли месячные, Майя-Лиза в сотый раз постаралась уговорить себя видеть причину в том, что девочке порвали все внизу. Но как-то утром Ханну стало тошнить. Повитуха помяла ей живот, сделала большие глаза и сказала, что неисповедимы пути Господни. Отыскав в лесу полянку, где росла дикая петрушка, она приготовила отвар, но была вынуждена констатировать, что едва ли он подействует на малыша в животе Ханны.

– Дело зашло слишком далеко, – заключила она.

В тринадцатый день рождения, пятого июля, Ханна родила своего первенца, хорошенького крепкого мальчишку с черными глазищами. Роды протекали тяжело. Когда наконец все мучения остались позади, Ханна испытала прилив странной нежности к новорожденному мальчику.

Несмотря на то, что он был копией своего отца.

Это достойное удивления чувство заставило Ханну склониться к малопонятному на первый взгляд решению. Она поняла, что родителям будет трудно прокормить двух едоков, а значит, надо возвращаться в Люккан. Хозяин его клялся всеми святыми, что к Ханне станут относиться как к родной дочери, и, пока был в состоянии, Иоэль держал свое слово. Он сильно привязался к мальчику, который рос не по дням, а по часам. Это был удивительный и к тому же веселый и крепкий ребенок.

Ханна работала, как и прежде, за двоих, а Ловиса отнюдь не стала более дружелюбной, несмотря на свои постоянные речи о милосердии, которые она особенно рьяно вела после того, как избавилась от миссионера, который являлся на хутор раз в месяц и собирал свою паству в соседском сарае.

Все трое ждали возвращения Рикарда, но вслух никто не поминал о нем ни единым словом. По селу ходили слухи, что кто-то видел его в окрестностях.

Именно тогда Ханна решила сходить к колдуну, жившему в лесу за Чертовым ущельем, выше по течению реки. Она уже давно об этом подумывала, но боялась, наслушавшись сплетен о старике и его колдовских штучках.

Утром она попросила Иоэля присмотреть за малышом. Было воскресенье, и Ханна сказала, что пойдет в церковь. Дед заговорщически кивнул: это хорошо, что кто-то по своей охоте идет в дом Божий, сказал он, не смутившись злобного взгляда своей хозяйки. Ловиса крикнула вслед Ханне, чтобы та не забыла помолиться в доме Божьем.

До церкви предстояло одолеть добрую милю по берегу реки, а потом был крутой подъем под жарким солнцем – дорога вела вдоль порогов. Но в спокойной воде Ханна нашла брод, а оттуда оставалось еще полчаса пути до крытого черепицей дома в конце тропинки. Дом Ханна отыскала легко – когда-то она была здесь с матерью и поклялась никому и никогда об этом не рассказывать. Сердце ее бешено колотилось от страха, но старик и его старуха смотрели на нее без всякого удивления. Они поняли: девочка хочет получить руническую молитву. Ханна не посмела говорить и только кивнула, с ужасом посмотрев на угол дома, где рунические колдуны, согласно обычаю, хранили отрезанные конечности мертвецов, и конечности эти по многу лет висели потом под балками потолка.

Но никаких человеческих конечностей Ханна не увидела. Нет, это лошадиное копыто, а уж оно-то ни в коем случае не могло ее смутить. Она уже не раз видела такие в углах домов, куда матери обычно не пускают детей.

Старуха положила руки сначала на лоб Ханне, потом на сердце. Одновременно она говорила с мужем на странном, незнакомом языке. Старик, кивая, выстругал небольшую палочку и принялся вырезать на ней руну за руной. Закончив работу, он многозначительно улыбнулся и сказал, что теперь она может отбросить прочь свой страх и стыд.

Ханна отдала старикам несколько скопленных ею мелких монет, сделала глубокий книксен и с облегчением пустилась в долгий путь до дома, пряча в лифе волшебную палочку. Вернувшись, она получила пощечину за долгое отсутствие и для того, чтобы впредь не вела себя так плохо. Как распутная девка, сказала Ловиса. При этом она как-то странно прятала глаза.

Два дня спустя домой заявился Рикард, надутый как петух – в высоких сапогах и мундире с белыми пуговицами. Он важничал, посмеивался над родителями, удивляя их своим солдатским видом. Говорил он громко, даже не говорил, а вещал, что никогда не станет крестьянином и не будет влачить жизнь с какой-то там батрачкой. Ханна поняла, что у него нет ни малейшего намерения жениться на шлюхе.

Дрогнул он только один раз, когда в дверях кухни появился четырехлетний карапуз и засмеялся ему в лицо. Бравый солдат повернулся на каблуках и позорно ретировался.

Плач Ловисы перешел в громкие рыдания. Но ее муж посмотрел на ребенка и Ханну. Оба с трудом скрывали радость. Никто из них не произнес ни одного слова в утешение.

Ханна время от времени сжимала под блузкой палочку с рунами. Потом она несколько дней просыпалась по утрам со странным ощущением, будто кто-то нежно гладит ее по руке.