– Испугалась я не сильно, больше, пожалуй, удивилась.
– Так Арне ничего тебе не говорил? – В голосе Лоттен прозвучали ледяные нотки.
– Но что, черт возьми, я должен был говорить? Не очень-то мне хотелось описывать, как ведет себя наша матушка.
– Ну конечно, – тем же ледяным тоном продолжила Лоттен, – ты не мог сказать, что она страшно эгоистична и страдает манией величия.
Я во второй раз увидела, как Арне сначала покраснел, а потом побледнел. Затем он ударил кулаком по столу и заорал:
– У нее только один недостаток, и он заключается в том, что она слишком много думает о своих детях!
– Успокойся! – крикнула в ответ Лоттен. – В нашем доме надо вести себя прилично.
Густав попытался сгладить ситуацию:
– Не так все просто, Лоттен. Она была доброй мамой до тех пор, пока у нее не заболело сердце.
– Но почему-то оно заболевает у нее всякий раз, когда ее сыновья решают жениться.
– Мы уходим, Юханна, – решительно произнес Арне.
– Ну нет, – взбунтовалась я. – Не хочу становиться причиной ссоры между вами. Но я не сомневаюсь, что вы сами видели, как она вела себя со мной. Мало того что не подала мне руки, она даже не предложила мне чашку кофе. Такого приема я не встречала ни разу за всю свою жизнь.
Только теперь я поняла, как мне плохо, с трудом проглотила застрявший в горле ком, но не смогла сдержать слез.
Густав и Лоттен бросились меня утешать. Арне был в полном отчаянии.
– Разве вы не можете мне все объяснить, прежде чем начать ссориться?
Этого они не могли, поэтому наступило молчание.
– Мне жаль вашего папу. Мне кажется, что он очень напуган и подавлен, – сказала я. – Почему он ничего не сказал?
– Он уже много лет ничего не говорит, – сказал Густав. – И это очень плохо и страшно.
– Но он мог бы постоять за себя! – выкрикнул Арне. – Почему он настолько малодушен, что пресмыкается перед ней и молчит?
– Он ее боится, – сказала Лоттен. – Как ты и как Густав.
– Ни черта я ее не боюсь.
– Так докажи это и не возвращайся домой до тех пор, пока она не попросит прощения, и женись на Юханне.
– Я уже не уверена, что хочу выходить замуж, – сказала я, встала, поблагодарила за кофе и пошла к двери.
Выходя, я слышала, как Лоттен кричала, что Арне позволяет матери ломать ему жизнь. Он выбежал вслед за мной на лестницу, но я, обернувшись, сказала, что хочу побыть одна и все обдумать.
Однако ничего хорошего из этого не вышло. Мысли хаотично кружились и путались у меня в голове.
Сейчас, читая то, что я написала о той первой и весьма странной встрече с матерью Арне, я вижу, что многое исказила. Я не могу вспомнить, как именно все произошло на самом деле, не помню дословно, что и как мы все говорили. Память действует избирательно и лжет помимо моей воли. Так получилось, что до конца жизни свекрови я испытывала к ней отвращение. С годами я возненавидела те черты Арне, которые напоминали мне его мать, – стремление всегда быть в центре внимания и непреодолимое желание всегда настоять на своем, его вспыльчивость, раздражительность и обидчивость.
Вернувшись домой, я рассказала маме, что никогда не встречала такого страшного человека, как моя будущая свекровь. Расплакавшись, я рассказала, как меня приняли.
– Она религиозная?
– Думаю, да, потому что по всем стенам развешаны лики Иисуса.– Это самый худший сорт людей, – сказала мама. – Они совершают зло во имя Бога.
Вечером в понедельник Арне ждал меня у рынка в конце рабочего дня.
– Я ушел из дома, – сказал он.
– И где ты теперь живешь?
– В лодке. Пока стоит лето, буду жить там.
– Что же ты ей сказал?
– Ничего, просто пришел домой и собрал вещи. Теперь будет шелковая.
Понятно, что я обрадовалась. Еще бы!– Мне нужно время, чтобы подумать, – сказала я и, попрощавшись с Арне, пошла домой.
Но времени у меня, как выяснилось, не было, как, собственно говоря, и выбора. Через три недели я окончательно убедилась, что беременна. Мы обменялись кольцами, поклялись друг другу, что никогда не расстанемся, и я убедила себя в том, что он добр и надежен.
Мама сказала:
– Тебе совсем не нужно выходить замуж. Мы с тобой прекрасно справимся с ребенком.
Это было бы великолепно.Но мне пришлось рассказать, что дела у Ниссе Нильссона идут далеко не блестяще, что расходы стали намного превышать доходы.
В тот вечер я долго не могла уснуть. Я ворочалась и мучительно пыталась нарисовать правдивый портрет Арне. Этот мальчик мужественно повел себя на митинге, не побоялся быть освистанным за то, что выступил за справедливость в отношении женщин. Смелый мореход, выходящий в море на своей утлой посудине. Человек политически образованный, умный и знающий. Мастер, начальник цеха! И в то же время малодушный трус, пресмыкающийся перед матерью.
Не буду отрицать, что какое-то время я подумывала о Стиге, сыне мясоторговца, наследнике своего отца. Стиг был ко мне неравнодушен. С ним я сохранила бы свою работу, товарищей, уверенность в себе. Он был очень добрым и обстоятельным человеком. Его родители очень хорошо ко мне относились.
Но в присутствии Стига я никогда не испытывала телесного трепета.