Анна, Ханна и Юханна

Тем летом мы с Анной много говорили о мужчинах, об их непостижимой загадочности. Я рассказала Анне о том, как Арне ударил меня вскоре после свадьбы, а когда я ушла к маме, она, услышав мой рассказ, равнодушно пожала плечами.

– Я предполагала, что отец, мой чудесный папочка, не раз поколачивал маму.

– Это было совсем другое время, – возразила Анна. – Но почему ты вдруг заговорила об Арне?

– Просто я о нем подумала.

– Этого больше не повторялось?

– Никогда.

Я рассказала Анне, как меня защитил Рагнар.

– Думаю, что он пригрозил Арне либо сообщить в полицию, либо просто поколотить его. Он намного выше и сильнее моего мужа.

Мы надолго замолчали, думая о том, что сила – это единственный язык, который понимают мужчины.

Потом Анна заговорила:

– Я давно заметила, как он медленно душил тебя своей невероятной властностью. Поняла это, когда мне было двенадцать лет, – помнишь, когда ты устроилась на работу на неполную ставку.

От ребенка ничего не скроешь – мне следовало бы это знать. Сама мысль причинила мне боль.

– Все дело было в деньгах, – призналась я и рассказала Анне, что была в доме служанкой, выпрашивавшей каждую копейку. Я не стала говорить, что теперь постепенно возвращаюсь в это же состояние, – мне не хотелось ее тревожить. Но она, видимо, и сама это поняла. Во всяком случае, уловила смысл моего рассказа, так как заговорила о том, что у нее есть свой твердый доход за изданную книгу и есть заказ на следующую.– Ну и, кроме того, я пишу статьи в газеты и журналы.

Поговорили мы и о матерях наших мужей. Анна сказала:

– Тебе никогда не казалось, что моя свекровь больна, психически больна? Мне иногда кажется. Но я не хочу так думать. Мне не нравятся современные теории, которые все зло объясняют психическими болезнями.

Когда мы вдоль берега возвращались домой, я спросила, не считает ли она такие болезни наследственными. Анна так не думала.

– Просто я никогда бы не решилась доверить дитя свекрови.

Анна несла Марию в висящем на груди рюкзачке, который Арне называл кенгурятником. Ею вдруг овладело отчаяние.

– То же самое касается Рикарда, как и его проклятой мамаши.

Она была менее уверенной в себе матерью, чем я – пугливой и неловкой. Ничего удивительного – я родила ребенка, когда мне было тридцать пять, а у Анны первенец появился в двадцать четыре. Но это меня нисколько не тревожило – неловкость с лихвой искупалась нежностью к дочери. Однажды вечером у Марии случилась желудочная колика, и Анна, взяв ее на руки, принялась ходить по комнате взад и вперед. Но девочка кричала так, что мы в конце концов уложили ее в кроватку. Я принялась успокаивать малютку, а Анна по телефону вызвала детского врача. Он пришел и сказал то же, что говорила и я: что это нормально и никаких причин для беспокойства нет.

Но Анна все равно была сама не своя от страха и дурных предчувствий.

С работы вернулся Арне, погладил внучку своими большими руками, поднял ее из кроватки, прижал к себе и тоже принялся расхаживать с ней по комнате, приговаривая: «Успокойся, малышка, не плачь, сейчас все пройдет». Через две минуты Мария умолкла и крепко заснула.

Анна плакала от счастья на груди Арне, говоря, что сейчас вдруг вспомнила, что чувствовала, когда была маленькая и пугалась, но папа брал ее на руки, и страх сразу куда-то исчезал.

Анна плакала еще горше до тех пор, пока Арне не сказал, что своим беспокойством она только пугает ребенка. Надо держать себя в руках, добавил он.Я знала, почему Анна плакала, но промолчала.

Приехала на машине Кристина Лундберг и привезла все вещи Анны. Кристина была рослой некрасивой женщиной с большим крестьянским носом, тяжелыми веками и ироничным ртом. С ней приехали двое мальчишек, и эти хулиганы тотчас принялись носиться по дому и саду. Что еще хуже, они сразу нашли дорогу к гавани.

Чудесные мальчики.

Понравилась нам и их мама. На такого человека всегда можно положиться. Она была еще более красная, чем мы, – она была коммунисткой. По вечерам на кухне они с Арне до хрипоты спорили, обсуждая преимущества реформированного социализма и диктатуры пролетариата. В споре они переходили на повышенные тона и теряли голову. В выходной день они с Арне взяли с собой мальчиков и ушли кататься на лодке, оставив в покое Анну, Марию и меня.

В воскресенье, когда они вернулись, Кристина собрала вещи и поехала дальше, к своим родственникам, в какую-то деревню в Вестерётланде.

– Жалко, что ты не можешь задержаться у нас подольше, – искренне сказала я.

– Мне у вас тоже понравилось, – ответила она, – но ведь надо же иногда погладить по головке и родственников. – Кристина погрустнела, но потом решительно стряхнула с себя печаль. – Да и для мальчиков это неплохо. Всем будет легче, так как у мамы есть работники. Она уже наняла местную девушку, которая станет следить за детьми, так что маме будет не тяжело. – Должно быть, она заметила мое удивление и сказала: – Так, значит, Анна ничего вам не рассказала? Мой отец землевладелец и граф – голубая кровь, высокомерный и в целом довольно ограниченный.