Анна, Ханна и Юханна

Полгода я помогала Лизе с детьми и подрабатывала в магазине. Потом получила работу у Ниссе Нильссона, который держал магазин деликатесов на рынке «Альянс». Ниссе был другом Рагнара, у них были какие-то общие дела, а каждую осень они вместе охотились. Это был добрый, поистине солнечный человек, особенно по вечерам, когда он выпивал полбутылки водки.

— Мне надо немножко выпить и расслабиться, — говорил он.

Но он никогда не напивался. Бутылки водки ему хватало на два дня.

Наступил тысяча девятьсот восемнадцатый год, и очереди за хлебом постепенно стали исчезать. Голод ослабил свою хватку. Но теперь люди стали умирать от испанки, то есть от обычного гриппа. Умирали в первую очередь истощенные голодом, умерли дети в квартире под нами, умерли некоторые старушки, жившие в верхнем этаже, и многие другие. Я сама жила в постоянном страхе, очень тревожилась за детей Лизы и за мать, которая все больше и больше уставала от своей работы.

Но все страхи и волнения исчезли, когда я начала каждое утро в восемь часов ходить на свою новую работу. Я пересекала Южную Аллейную улицу, потом шла по аллее вдоль канала Розенлунд, переходила его по Базарному мосту и шла к валу Королевского рынка, где стояли большие торговые здания. Впервые увидела я, как красив этот город с блестящими каналами и высокими деревьями, обрамлявшими набережные. Я была лишь одной из множества людей, спешивших в этот час на работу.

Так постепенно пришла весна с солнцем и теплом, и мы надеялись, что испанка скоро закончится. Но лето словно вселило в болезнь новую силу, и в подвалах рабочего квартала Хаги продолжали умирать бедные люди.

В большом крытом рынке мы громко перекликались друг с другом, пока открывали люки складов и выкладывали на прилавки деликатесы. Грета, торговавшая сырами, обычно первой справлялась с делом и кричала, не выпить ли нам кофе.

Мы стоя пили кофе и ели ломти хлеба с сыром, и едва успевали сделать последний глоток, как открывались двери и появлялись первые покупатели. Утром людям были нужны в основном свежий хлеб на завтрак, свежее масло и пирожные. В первые часы после открытия работы у меня обычно было немного, только к обеду жители Гётеборга вспоминали про деликатесы. К вечеру ко мне выстраивалась очередь.

Там я очень многому научилась: тончайшими ломтиками нарезать копченую лососину, разбираться в сортах сельди, сдирать кожу с угрей, готовить тонкие соусы, определять готовность вареных крабов, хранить живых омаров и многому, многому другому. Я научилась взвешивать товар и рассчитывать цену. Я справилась с застенчивостью и научилась разговаривать. Я научилась открывать пасть, как говорил Ниссе Нильссон.

— Это самое важное, Юханна, не забывай.

По утрам Ниссе наведывался в рыбную гавань и в коптильни. До вечера он успевал побывать везде. В конце концов я научилась почти всему — я закрывала кассу, подсчитывала выручку и оформляла банковские документы.

— Вот это девка, — сказал Ниссе Рагнару, когда тот однажды заглянул на рынок.

Я стала расти.

Но что еще лучше, у меня появились приятели. Некоторые из них остались со мной на всю жизнь — Грета из сырного отдела, Айна из мясной лавки и Лотта из кондитерской.

И, разумеется, Стиг, сын торговца мясом. Он был ко мне неравнодушен, это было видно. Но я не стала углубляться в эти отношения, и мы смогли остаться друзьями.

Здесь, на рынке, я узнала, что меня считают хорошенькой и привлекательной. Первая красавица крытого рынка, говорил Ниссе, как всегда преувеличивая. Но когда бы я ни торопилась пройти вдоль рядов, парни всегда свистели мне вслед, хотя я не видела в этом ничего хорошего или приятного. Это стало привычной шуткой. Они даже пели: «Умеешь ли ты свистеть, Юханна?» Когда-то, еще на родине, один двенадцатилетний парень научил меня оглушительно свистеть, засунув два пальца в рот. Я свистела так талантливо, что кошки в страхе взлетали на деревья.

Я стала свистеть на рынке всякий раз, когда слышала хвастовство этих ребят. Все весело смеялись, но Ниссе мое поведение не понравилось.

— Кончай с этим свистом, — сказал он. — Порвешь свой красивый рот.

Однажды, в самом начале, я встретилась на рынке с доктором с улицы Виктории. Уверенным шагом он направился прямо к моему прилавку. У меня от волнения пересохло во рту, а сердце бешено застучало, но я знала, что Ниссе сидит в своей каптерке у меня за спиной, и успокоилась.

Впрочем, причин волноваться не было. Доктор меня не узнал. Он заказал два омара, двадцать тонких ломтиков лосося, килограмм креветок и полкило салаки горячего копчения.

Я взвесила товар, посчитала сумму. Эта сумма в кронах была ровно вдвое больше моей месячной зарплаты.

Доктор попробовал торговаться.

— Я очень сожалею, но у нас фиксированные цены.

Ниссе, слышавший наш разговор, вышел из своей каморки и поддержал меня, решительно, но дружелюбно. Потом он сказал:

— Как ты побледнела, девочка. Пойди выпей чашку кофе.

Я сидела в кафетерии и пыталась переварить явную нелепицу: этот негодяй меня даже не узнал.