Анна, Ханна и Юханна

С тех пор наши отношения наладились, мне стало лучше. И дело было не только в том, что теперь я испытывала радость, направляясь субботним утром вместе с другими по Рыночному мосту на работу, не только в том, что у меня снова появились товарищи по работе, возможность болтать, смеяться и проявлять интерес к самым разным вещам, разговаривать и даже ругаться с покупателями, раскрывая иногда пасть, как говорил Ниссе Нильссон.

Нет, речь шла и о моей самооценке.

Нильссону я сказала, что он спас мне жизнь. Матери я сказала, что нам не хватает денег, и это было откровенной ложью. И наконец, Анне я сказала, что не могу больше сидеть в четырех стенах.

Дочь поняла меня и стала готовить ужин по пятницам, убирать квартиру по субботам и поставила себе целью овладеть искусством домохозяйки. И это несмотря на то, что ей тогда было всего двенадцать лет.

— Она очень ответственная, — говорил Арне и не жаловался, если котлеты оказывались пересоленными, а рыба — плохо прожаренной. Но это было только в начале. Анна всегда была честолюбива и принялась учиться. Она взяла мою старую поваренную книгу и заслужила одобрение Арне.

Когда я вернулась домой со своей первой зарплатой, он сказал, что много думал о моих словах и признал, что вел себя как последний скупердяй.

— Я очень боялся, что стану таким же, как мой папаша, — сказал он. — Мать отнимала у него все до копейки и милостиво выдавала мелочь на нюхательный табак. Если он об этом просил.

Слава богу, что я была так поражена этим признанием, что не нашла что ответить и промолчала. Арне не грозила опасность стать таким, как его отец, но вот от матери он унаследовал многое.

Он предложил мне взять на себя заботу о семейном бюджете. Он был убежден, что у меня это получится лучше, чем у него. С того дня от стал отдавать мне свою зарплату, и закончились разговоры на тему «Ты решаешь, что делать с моими деньгами». И я действительно навела порядок в денежных делах. Весной он захотел поставить на лодку новые паруса, но я сказала «нет». На это у нас не было денег. На сэкономленные деньги надо было установить котел и провести паровое отопление.

Я наконец осознала то, что интуитивно знала всегда. Я поняла, что женщина никогда не добьется уважения, если не будет прочно стоять на ногах.

Теперь, много лет спустя, я начала в этом сомневаться.

Анна всегда сама заботилась о себе и своих детях. Она стояла на ногах крепче, чем я. Она этого добилась. Дело кончилось разводом, хотя и несколько позже. Нет ли в самой женской природе чего-то такого, чего мы не видим и не распознаем?

Теперь всего несколько слов о стариках.

Новое чувство уверенности в себе позволило мне наконец заняться жилищной проблемой матери. Квартира в Хаге была для нее слишком велика. Мало того, она была изношена, несовременна, отапливалась печью и продувалась сквозняками. Туалет был на улице, и матери приходилось, для того чтобы туда сходить, спускаться и подниматься на три этажа. Еще хуже мама стала себя чувствовать после того, как большинство соседей переехали в другие квартиры. Ее подруга Гульда Андерссон умерла.

В то время как раз строился дом для пенсионеров в Кунгсладугорде. Я договорилась с ней и с Рагнаром, что мы поищем однокомнатную квартиру, меньшую по размерам, но с центральным отоплением, ванной комнатой и горячей водой.

Мама согласилась, она надеялась, что попадет в рай.

Арне помог составить документы — пенсионный фонд требовал уйму всяких бумаг. На бюрократические проволочки всегда уходило больше времени, чем на строительство домов.

Однако нам удалось все же заключить договор об аренде, и мама переехала в новую квартиру со своим любимым вермланским диваном, на котором я поменяла обивку и купила к нему новые подушки. Она сидела на диване и была счастлива.

* * *

Со старухой на Карл-Юхансгатан случилось нечто страшное и совершенно неожиданное. Сердце дамы с лицом из слоновой кости продолжало работать как часы, но однажды она вышла на улицу и попала под несущийся трамвай.

Она умерла в машине скорой помощи по дороге в больницу.

Оттуда позвонили, когда я была дома одна. Мысли, одна другой беспокойнее, роились у меня в голове до прихода Арне. Я мучительно думала, как сказать ему о происшествии. Каюсь, я испытывала большое облегчение.

Услышав, что к дому подъехал автомобиль, я, накинув плащ, выбежала на крыльцо.

— Арне, произошло страшное несчастье. Нам надо срочно ехать на Карл-Юхансгатан.

Я рассказала ему о случившемся. Заметив мелькнувшее в его глазах чувство освобождения, я отвела взгляд, но он успел его перехватить и все понял. Этого он не простил мне никогда.

— Что будем делать с папашей? — спросил он, когда мы задним ходом выезжали со двора.

— Мы должны забрать его к себе.

— Но как тогда быть с твоей работой?

Я испугалась, но взяла себя в руки и сказала:

— Он наверняка может побыть один несколько часов.

Он и правда мог. Он был очень рад нашему приглашению, так как я всегда ему нравилась. Но при этом он хотел быть самому себе хозяином. Анна уступила ему свою комнату на втором этаже. Сделала она это безропотно и по собственной воле — она любила деда.