Анна Леопольдовна

Жизнь текла неторопливо и размеренно: хозяин с семейством исправно посещал церковь, лишь однажды жена не ходила к исповеди — была «больна ногою». При недомоганиях супруг применял обычное в XVIII веке средство — «пускал» кровь. Чиновник решил обновить гардероб — приобрел для жены «бархату 12 аршин», а себе заказал «шлафрок дымчатой». Подчиняясь моде, он попросил брата «о присылке калмыка» — как же обойтись без такого престижного атрибута в приличном доме? Но хозяин выказал и более существенные культурные запросы: он распоряжался «о присылке нотных книг ребятам», а книгу «Мир с Богом» из домашней библиотеки отдал в переплет. Поколения сменялись своим чередом: дочь в далекой Астрахани родила ему внука, а старый знакомый, советник Коллегии иностранных дел Семен Иванов, 27 сентября «скоропостижно скончался от апелепксии (апоплексии. — И. К.) в нужнике». Как и все москвичи, семья безвестного персонажа была ячейкой в густой сети родственных отношений — отсылала родне гостинцы и письма (нередко не по почте, а с оказией), принимала в доме и кормила обедом гостей, приносивших последние светские новости: 7 октября «оженился тайный советник и кавалер ордена Александра Невского Иван Иванович Неплюев на дочери генерал-лейтенанта Ивана Васильевича Панина».

Политические же вопросы москвичей, похоже, не беспокоили — куда важнее были городские заботы: предстояло с каждых ста дворов выбирать сотских и десятских. Правда, однообразие повседневной жизни иногда нарушалось. Так, 24 июля «было молебство о рождении великой княжны Екатерины», и ратуше пришлось раскошелиться на 500 рублей в подарок присланному с радостным известием гонцу. Как мы помним, по дороге в Петербург через старую столицу проезжали турецкое и персидское посольства; 2 июля московские обыватели наблюдали торжественное вступление в город шахского посла, перед которым «двенадцать слонов по три в ряд шли, затем на верблюдах и на мулах ево музыка: две сурны, два малых тулумбаса и два лукошка наподобие барабанов».

В ноябре хозяин был занят строительством новой «горницы». Едва плотники закончили работу, пришла весть об очередном дворцовом перевороте: 29 ноября в Москву «прибыл капитан гвардии Семеновского полку Петр Васильев сын Ча-[а]даев с объявлением о возшествии на престол Всероссийский ее императорского величества всемилостивейшей нашей императрицы Елисаветы Петровны». Тем же вечером Первопрестольная отмечала это событие: «…и оттого числа вседневно звон в соборе и у всех церквей целую неделю был, а нощию везде иллуминация. В приказех и в рядех в ту неделю не сидели». Автору торжество запомнилось принесением присяги в Успенском соборе Кремля в присутствии генерала М. Я. Волкова и тем, что пришлось срочно дарить капитану Чаадаеву тысячу рублей, а в Петербург отправлять депутатов от купечества вместе с 3500 рублей «в поднос» новой императрице.

Кажется, столичные события воспринимались им без особых эмоций, будучи далеки от его жизненных забот. По-житейски мудрые обыватели готовы были к выражению ожидаемых властью верноподданнических чувств, — вот только платить за торжество приходилось из собственного кармана. Но дневник скромного московского чиновника дает нам редкую возможность узнать о повседневности ничем не примечательного человека, который перед самым Новым годом неторопливо записал на листе календаря: «Сий год окончился слава Богу…»

«Брожение во внутренних делах»

Этими словами охарактеризовал ситуацию при российском дворе в 1741 году английский посол Финч. Подобные оценки будут встречаться и у других дипломатов вплоть до конца недолгого царствования Иоанна Антоновича.

Фактически главным членом Кабинета оставался Андрей Иванович Остерман, старавшийся привить принцессе представления об обязанностях правителя и ввести ее в курс государственных дел. Он, безусловно, был самым опытным и компетентным из советников Анны и мог бы при определенных условиях выступать в качестве первого министра при номинальном императоре и неопытной регентше. Но Андрей Иванович, при всём его административном опыте и аналитическом таланте, и по характеру, и по манере действий не годился в политические лидеры. Англичанин Финч точно подметил его манеру: «Как бы он ни был деятелен при установившемся правительстве, при правительстве колеблющемся он ложится в дрейф». Вице-канцлер привык действовать за спиной государя или другой «сильной» фигуры — и всегда мог эту фигуру подставить. В глазах других сановников и подчиненных он выглядел хитроумным и двоедушным интриганом. Даже его собственный секретарь Сергей Семенов на вопрос, что ему известно о планах шефа, ответил: «…человек хитрой и скромной, и не только ему, но и другим никому ни о чем знать никогда не давал»³⁵¹.