В условиях цейтнота Бирон пошел ва-банк — или был спровоцирован на опрометчивый шаг. Брауншвейгский историк X. Шмидт-Физельдек в конце XVIII века на основе имевшихся в его распоряжении документов раскрыл сложную интригу, авторами которой, по всей вероятности, стали Кейзерлинг и Остерман. Чтобы подтолкнуть Бирона к действиям, некий «барон О***» сообщил ему: многие европейские дворы уверены в том, что затягивание сватовства принца — следствие происков обер-камергера. После этой беседы Бирон отправился к принцессе, убедился, что Антона она по-прежнему не терпит и даже просила «не ходатайствовать за принца так горячо, как будто он ему родной сын». Бирон пересказал содержание этого разговора «барону О***», и тот заметил, что про «родного сына» принцесса сказала неспроста, давая понять, что к сыну самого Бирона она отнеслась бы более благожелательно. Тогда курляндец послал к ней Петра с предложением руки и сердца. Анна Леопольдовна выгнала претендента, и оскорбленный отец поступил так, как и прогнозировал «барон О***»: объявил императрице, что пора наконец выдать гордую принцессу за Антона Ульриха. Очевидно, для императрицы это оказалось последним аргументом.
Тринадцатого января 1739 года Рондо докладывал в Лондон, что, по его сведениям, курляндский герцог лично явился к принцессе. Для начала он долго объяснял, что у его сына и так есть из кого выбирать невесту — только что австрийский император выразил готовность отдать за него любую из двух дочерей. Бирон по-солдатски прямо спросил Анну о ее чувствах к жениху из Брауншвейга и получил честный ответ: «Принц мне не нравится».
О завершении брачной интриги подробно рассказала в письме супруга британского резидента, многознающая английская леди: «Во всяком случае, когда она (принцесса Анна. —
Леди Рондо относила эти события к июню — но вопрос со свадьбой государственного значения явно был решен раньше. Во всяком случае, уже 8 марта принц Антон известил своего брата, герцога Карла, о предстоящей женитьбе. Самому жениху об этом сообщил не кто иной, как Бирон; несколько позже опять же герцог известил резидента Рондо.
Весной положение принцессы изменилось — из царской родственницы она превратилась в государственную фигуру. По указанию императрицы ее свиту укомплектовывали новыми чинами из штата большого двора. Двор наследницы увеличился с двенадцати до восьмидесяти четырех человек. Теперь при Анне Леопольдовне состояли: гофмаршал князь Черкасский, два камергера и два камер-юнкера, гоффурьер, два мундшенка, камердинер, два камер-пажа и четыре пажа; из нижних служителей — два камер-лакея и 12 лакеев, четыре гайдука. У нее появились свои келлермейстер и келлершрейбер[11]
, своя кухня с пятнадцатью мундкохами[12], поварами, поваренными работниками, «конфектурный» мастер с учеником. Обслуживали этот маленький двор шесть истопников, привлекавшихся и к другим работам. Дамскую часть штата составляли гофмейстерина, четыре фрейлины, француженка-«мамзель», камер-фрау и две камер-юнгферы, кастелянша с шестью прачками. Делопроизводство двора вели секретарь, канцелярист, два подканцеляриста и два копииста64.Не зря кабинет-министр Волынский уламывал Анну-млад-шую на брак с Антоном Ульрихом; барышня откровенно выказала придворному, находившемуся тогда в зените карьеры, свои чувства: «Вы, министры проклятые, на это привели, что теперь за того иду, за кого прежде не думала», — не преминув заметить, что ее жених «весьма тих и в поступках не смел». Опытный царедворец галантно парировал укоры и разъяснил молодой женщине всю пользу такой ситуации, когда муж «будет ей в советах и в прочем послушен»65
.