Анна Леопольдовна, вероятно, пришлась бы к месту в качестве английской королевы, как ее тезка, правившая в 1702–1714 годах — при ожесточенной борьбе партий тори и вигов, но в иной, более устойчивой политической системе. Но роль правительницы России оказалась молодой принцессе не по плечу Несомненно, на отношении к ней сказались патриотические чувства — недовольство «засильем» немцев, хотя, как нам кажется, степень их распространения несколько преувеличена, начиная с историографической традиции XIX века. На деле неизвестно, так ли уж сильна была неприязнь к правлению Иоанна III и его матери у чиновников, офицеров, купцов и прочих обывателей.
И все же доброй правительнице не помогли ни лавры избавительницы от злодея Бирона, ни победа над шведами. Успех переворота 1741 года объясняется, конечно, не только тем, что простодушную регентшу удалось обмануть. Она оказалась непригодной для созданного Петром I политического режима, в котором все рычаги были замкнуты на ключевую фигуру императора без какого-либо разделения им прав и обязанностей с другими институтами власти. Юная правительница «не подошла» сложившейся системе управления не вследствие своего легкомыслия — Анна Иоанновна и Елизавета были не более компетентными; но она допустила такой уровень дезорганизации высших эшелонов власти (непредсказуемость решений, появление «нового Бирона», склоки среди главных министров), который представлялся опасным для стабильного функционирования самой государственной машины.
Неспособность Анны создать свою «команду» и управлять ею привела в итоге к такой изоляции правящей группы, которая способствовала успеху «солдатского» заговора ее соперницы, не имевшей настоящей сплоченной «партии» среди вельмож и офицеров. Но Анну никто не собирался защищать, и вся верхушка (за исключением Левенвольде, Остермана и Головкина, которые даже перед лицом опасности не смогли объединиться) тут же признала Елизавету и сохранила свои позиции.
Но для дочери Петра — как бы ни пыталась она доказать свою правоту — свержение императора и правительницы осталось не только пятном на совести, но и постоянным раздражителем, тем более что они и в «падении» оставались слишком известными фигурами, чтобы просто исчезнуть. Наверное, с этим связаны колебания императрицы — она то посылала опальным подарки, то изводила их допросами и строгостью режима. И здесь Анна Леопольдовна оказалась выше соперницы: приняла предписанную ей роль не великой княгини, матери императора и правительницы, а простой принцессы, ни на что не жаловалась и никого не обвиняла. К тому же у нее оставались муж и дети, чего была навсегда лишена всемогущая императрица России. Анна не жалела об утраченной власти и на упреки супруга отвечала: ее радует, что при их «падении» не совершилось кровопролитие.
«Гордой принцессой», какой она выглядела на портретах, Анна и ушла в лучший мир. Впрочем, и здесь ее «сестрица»-соперница постаралась: парадный портрет правительницы с сыном кисти Ивана Вишнякова был переписан — на нем появилось изображение обычной дамы в незатейливом туалете, которое было оставлено в дальних помещениях Зимнего дворца. У живописного произведения оказалась столь же драматичная судьба, как и у его героев.
После смерти Анны Леопольдовны ее семейство ожидала печальная участь. Ее сын-император был навсегда изолирован от родных и с 1756 года заперт в одной из самых строгих тюрем империи — Шлиссельбурге. Как бы ни хотелось Елизавете вычеркнуть его имя из истории, о свергнутом императоре помнили, несмотря на все официальные усилия. О нем говорили и лейб-компанцы (хотя «и отца его и мать бранят по матерны»), и их оппоненты; суждения о его судьбе можно было услышать «по всем ямам», в столичной Москве и в далеком Тобольске. Правда, в народном сознании царственный отпрыск, по-видимому, не расценивался как «свой», родной праведный государь; в отличие от лжецаревича Алексея, мнимых Петра II и Петра III самозваные Иоанны III, кажется, не появились. Зато о нем вспоминали недовольные властью, и эта память стала для «Иванушки» роковой — в 1764 году он был убит охраной при попытке освобождения, предпринятой армейским подпоручиком Василием Мировичем.