Анна Леопольдовна

Что еще возможно сказать? Она плакала, цеплялась за меня лихорадочно. Вы полагаете, я не понимала, что мне сейчас необходимо проявить решительность, думать лишь о себе, о своей дальнейшей судьбе, и думать спокойно, не поддаваясь никаким воздействиям извне, замкнуться в своей твердости и, не оглядываясь по сторонам, идти прямой дорогой к свободе; вы полагаете, я не понимала?.. Нет, я понимала все, понимала ясно, и поступала, в сущности, наперекор своему желанию. Я хотела свободы, но, чувствуя, что гублю себя, я поддалась воздействию, некоему насилию, давлению, оказываемому принцессой Елизаветой на мои чувства. Мы обе плакали. Как это случается со мной, я внезапно с необыкновенной яркостью вспомнила ее мать; вспомнила девочкой, плачущей передо мной. Эти мгновения ярких воспоминаний, резких, словно вспышки яркого солнечного света, бьющего в глаза; эти мгновения всегда мучительны мне; я страшно чувствую болезненное раздвоение, я вижу себя необыкновенно ярко юной красавицей и в то же самое время испытываю ужасное чувство распадения своей души, своего сознания; иллюзорная юная я словно бы поглощает душу, сознание реальной живой меня…

Я пообещала принцессе Елизавете остаться в Холмогорах.

Отчего же я не нарушила свое обещание? Я могла это со вершить с легкостью. Я понимала, что не получу благодарности. Разве принц Антон упомянул меня хотя бы один-единственный раз в своих письмах?! Возможно, они все не полагали меня равной им, возможно, и не думали о моих желаниях и чувствах. Для принца Антона я значу, в сущности, не более, нежели несчастные кормилицы и их дети…

Я знаю, что движет мною. Странная устремленность, нет, не к смерти, но к собственному погублению. В сущности, я всегда желала погубить свою жизнь, желала, сама того не сознавая. Все мои действия, все мои поступки вели, нет, не к моей смерти, но к погублению моей жизни… Надеюсь, вы поймете меня…

Я написала императрице свой отказ покинуть Брауншвейгское семейство, но попросила позволить мне написать брату; я полагала, он вернулся в наш старый замок… Императрица ответила мне любезным посланием, в котором отозвалась с большой похвалой о моей верности и преданности, но и уведомила меня о том, что переписка с братом покамест не возможна для меня.

Все было кончено. Я снова погубила себя. Я могла бы увидеть моего возлюбленного…

* * *

Принцессе Елизавете пошел двадцать четвертый год. Она очень хороша. Сложись иначе ее судьба, она могла бы сделаться выдающейся правительницей. Она умна и по-своему решительна, в ней нет хрупкости ее матери. Елизавета высока ростом, она несколько напоминает свою двоюродную бабку Анну Ивановну, а также и известные мне изображения Петра Великого. У принцессы Елизаветы прекрасные черные волосы и большие темные глаза, чуть навыкате. Помню, мне когда-то рассказывали, что огромные и навыкате глаза – «яблоки» – были у матери Великого Петра, царицы Натальи. Причесанная как должно и одетая в присланный императрицей робронд с серебряной сеткой, Елизавета красива и величественна. Впрочем, она хороша и в простой домашней робе, отделанной кружевом, собственноручно ею сплетенным. После моего добровольного отказа от освобождения принцесса сделалась особенно внимательна ко мне; не так давно она попросила у меня прощения, тем самым удовлетворив мое самолюбие. Я уже спокойна, мне некого винить, я сама гублю свою жизнь.

* * *

По указанию нашего доброго покровителя Головцына на конец-то сменена воинская команда. Прежняя караулила нас, бедных узников, много лет. Можно было только сожалеть этих солдат и офицеров, которые принуждены были проводить свою жизнь в гиблом месте, в медвежьем углу, кос неть в пьянстве и мелочных ссорах, стариться без семей, без возможности совершить воинский подвиг. Теперь наконец-то они уволены от службы, получили чины и денежное вознаграждение благодаря ясному уму императрицы и доброте архангельского губернатора Головцына. Иные из них остаются в Холмогорах, потому что им некуда возвращаться, за эти долгие годы их службы родные их умерли, имущество, остававшееся на родине, расхищено. В сущности, жизнь этих несчастных погублена, изошла в мелочных дрязгах и тоскливом пьянстве.