Анна-Мария

Они сидели на больших камнях, спиной к дому, и ждали наступления темноты или хотя бы сумерек. Но солнце цеплялось за небо, за ветки темной сосны с откинутой назад лохматой гривой. Маленькая башня перед ними — колодец, а вон там, направо — сарайчик, в котором они когда-то хранили картофель. Да, теперь все это уже «когда-то»…

— Ты уверен, что в гараже никого нет?

— Уверен. Я видел, как он уехал на грузовике. Механик сошел в Кремае.

— А жена?

— Жена с обоими ребятишками на ферме, у родителей. Должно быть, не любит оставаться одна в гараже.

— Все-таки я сомневаюсь. Уж очень все это дико… — Анна-Мария вздрогнула. — По-моему, мы просто дураки, что поверили…

У Жозефа был вид человека, которого в чем-то уличили, смущенный и сердитый одновременно.

— Сын Болье — трепач, — сказал он, — это точно… К тому же он был пьян. Но все же такого он не мог выдумать. Сначала он приставал ко мне: «Ты меня не любишь, Жозеф… За что ты меня не любишь?..» А потом все и выложил. Слышала бы ты, как он орал! В кафе, в воскресенье! И никто не обратил внимания… Кроме Джекки. Ты ведь знаешь Джекки… Он посмеивался, но, уверяю тебя, мотал себе на ус… Да, времена меняются… Парень во всю глотку орет посреди кафе: «Грузовик был набит оружием, спрятанным под соломой, собственными глазами видел… У Феликса из петеновской милиции склад оружия, ручаюсь тебе!» — и никто не обращал на его крик ни малейшего внимания.

— Ну что ж! Пошли, что ли? Ввязались мы с тобой в историю, нечего сказать… Велосипед я оставлю здесь.

Они поставили велосипед в прихожей уже погруженного в полутьму дома. Из-под ног Анны-Марии выкатилась пустая консервная банка, и старый котелок прогудел, как барабан. На небе едва проступала луна и редкие звезды. День никак не хотел сдаваться. Они поднялись по каменистой тропинке, вышли из ложбины, где пряталась ферма, и пейзаж развернулся перед ними во всю ширь. Жозеф шел впереди, перепрыгивая с кочки на кочку. День догорал, и к гаражу Феликса они добрались одновременно с ночью.

Легко раздвинув два ряда колючей проволоки, они проникли на пустырь, где были свалены разбитые машины. Жозеф взял Анну-Марию за руку и, лавируя между скелетами машин, провел ее к черной громаде дома. Он видел в темноте, как кошка.

— Болье говорит, что, кроме чердака, ему негде сложить… Другого места нет, — прошептал он. — Осторожно, Барышня, вот лестница…

Лестница, которую на днях заметил Лебо, все еще была прислонена к слуховому окну. Они замерли и несколько мгновений прислушивались; вокруг стояло безмолвие летней ночи, когда кажется, потрескивает сам воздух, высохший, перегретый воздух.

— Если что где зашевелится, — шепнул Жозеф, — тряхни лестницу.

Он мигом вскарабкался по прислоненной к слуховому окну лестнице — ловкий, как обезьяна… Сверху до слуха Анны-Марии донеслось крепкое словцо. Что случилось? Должно быть, стукнулся обо что-нибудь. Затем белая рубашка исчезла. Запрокинув голову, Анна-Мария ждала. Сердце у нее бешено колотилось: а вдруг кто-нибудь придет?.. Лестница слегка задрожала, она увидела белую руку Жозефа. Что ей делать? Анна-Мария подобрала юбку и тоже полезла наверх.

«Оно здесь!» — послышался возбужденный шепот Жозефа, когда Анна-Мария была еще только на полпути. Она добралась до верха, и горячая рука Жозефа втащила ее на чердак. Там стояла кромешная тьма, в нагретом воздухе так сильно пахло скошенным сеном, что даже неприятно становилось. Жозеф чиркнул спичкой:

— Только бы не поджечь домишко… А черт! Обжегся! — Он отшвырнул спичку и зажег другую. — Иди… Только тихонько, вдруг внизу кто-нибудь есть…

Чердак был почти доверху набит сеном. Жозеф передал спички Анне-Марии; она светила, а он раздвигал сено: показались черные костыли автоматов.

— Полно! Полным-полно! Все сено нашпиговано… По-моему, здесь не меньше двух тонн… — шептал он.

— Идем отсюда, — сказала Анна-Мария.

Ей хотелось только одного — уйти! Но Жозеф рылся и, запуская руки в сено, вытаскивал гранаты, револьверы.

— Эх, сволочье! — ругался он. — Эх, сволочье!

Анна-Мария потянула его за руку.

— Иду, иду…

Они соскользнули с лестницы, промчались по пустырю, пролезли под колючей проволокой… Еще несколько сот метров они бежали во весь дух, потом Анна-Мария остановилась, прижав руку к сердцу… Теперь они спокойно зашагали по тропинке, которая шла сперва вверх, а затем спускалась к заброшенной ферме. В ложбине, где она пряталась, застоялся неподвижный воздух знойного дня… Анна-Мария и Жозеф присели на большие камни, прислонившись к полуразвалившейся стене. Им нужно было передохнуть, собраться с мыслями.

— Ну, а дальше что? — спросила Анна-Мария. — Что мы можем сделать? Теперь я уверена, что покушение — дело их рук, но как, по-твоему, это доказать? Можешь ты мне объяснить, зачем ему склад оружия?

— Чтобы стрелять в нас! Очень просто! Для гражданской войны, вот для чего!..

Каждый раз, встречая подтверждение тому, что она считала лишь собственным бредом, Анна-Мария испытывала потрясение.

— Но если мы заставим следователя заинтересоваться складом оружия — может быть, он все-таки выпустит Робера и Тото?