Анна-Мария

— Мы здесь совсем одни, — сказал генерал. — В Германии еще нет маки. Я уверен, что вам, как и мне, знаком и лес с призраками, и тишина, готовая взорваться, и ожидание в этой тишине… Я слышал о вас, мадам, еще в то время, когда вас звали «Барышней». Мы с вами должны понимать друг друга с полуслова, ведь мы — соратники. Здесь меня окружают люди, прибывшие из Алжира и Лондона[28]. Если бы вы знали, как трудно все время держать себя в руках! Порой мне кажется, что я опять в оккупированной Франции… А мне так хочется чувствовать себя свободным! Если б вы слышали, что они говорят о нашем Сопротивлении… Вы меня понимаете… Вы и сами, словно звук родной речи…

Генерал взял Анну-Марию под руку: стемнело, и она с трудом шла по скользкой, усыпанной хвоей земле.

— Больше того… Мне хотелось бы, чтобы для всех остальных эта речь оставалась непонятной! — с внезапной пылкостью произнес он. — Нам пора, — вот и опушка. Как ни жалко прерывать нашу беседу…

Анна-Мария подумала, что ему следовало бы сказать: «Как ни жалко прерывать мой монолог». А вдруг это все-таки была беседа? Ее не раздражало его красноречие.

— Если разрешите, — сказал генерал, — я потом поднимусь к вам в комнату.

— Как вам угодно… — сухо ответила Анна-Мария.

С минуту они шли молча. Вот и большая гостиница, где помещается штаб, белое здание, терраса, зеленеющие скаты газонов, цветы… Часовой по-прежнему ходил перед домом, воздух потемнел и стал цвета марокканской кожи, с террасы все еще струилась «Венская кровь».

— Вечером я отвезу вас в замок Н., — сказал генерал, когда они подошли к лестнице, ведущей на террасу, — здесь не осталось ни одной комфортабельной спальни… И таким образом никто не будет знать, в котором часу я вернулся.

Они поднялись на большую террасу, где офицеры и гости генерала играли в карты или беседовали, разбившись на группы… Груда фуражек на столе словно впитала в себя всю голубизну уже потемневшего неба, на женщинах были светлые платья. Оркестр играл без устали. Анна-Мария поднялась в комнату за чемоданчиком и фотоаппаратом. Комната фешенебельной гостиницы. Своего рода любопытство, а главным образом полное равнодушие помешали ей отказать генералу. Теперь приходилось уезжать. Она спустилась по лестнице, приятно пахнувшей чистотой, и, чтобы ни с кем не прощаться, вышла черным ходом. Генерал ждал ее у машины, перед гостиницей. Это напоминало бегство, похищение. Адъютант открыл дверцу, генерал сел рядом с Анной-Марией, денщик — с шофером. Машина медленно спускалась по склону, беря крутые виражи…

— Вы бросили своих гостей, — сказала Анна-Мария, — и красивых, очень красивых женщин…

— Да, — отозвался генерал, — все они красивы и добродетельны. Видите ли, я слишком хорошо знаю женщин, чтоб иметь дело с женщинами легкого поведения… Все хорошо на своем месте…

В темноте Анна-Мария перестала следить за выражением своего лица… Нет, все было не на своем месте… И генерал с его отношением к легкомысленным женщинам, и огромные звезды, и плывущий по небу штык, и венская кровь, и она сама…

Теперь машина бешено мчалась, ветер свистел в ушах, волосы Анны-Марии развевались… Прорвавшись сквозь завесу тумана, они пересекли какое-то местечко. Ехали молча, машина на полной скорости взбиралась зигзагами вверх. У Анны-Марии кружилась голова от этой бешеной езды во мраке. Они ехали уже очень долго, когда вдруг перед ними выросла огромная стена. Рокоча в ночной тишине, как самолет, машина въехала в парадный двор замка. Со всех сторон их обступили башни, стены…

— Хорошо ехали, — сказал генерал де Шамфор, выходя из машины, — двести километров за неполных два часа — да еще ночью, да еще с такими виражами…

Часовой взял на караул. У входа стояло несколько офицеров. Они вошли в большой холл, похожий на зал ратуши; со всех сторон — двери, на них — приколотые кнопками белые квадратики.

— Вот эта особа позаботится о вас, — медоточиво и подобострастно сказал лейтенант, — она в вашем распоряжении.

Анна-Мария последовала за старухой в черном, со связкой ключей на поясе. Широкая каменная лестница, какие бывают в казенных зданиях, в префектурах… Старуха свернула в плохо освещенный коридор и, выбрав ключ из связки, отперла дверь: за ней начиналась широкая галерея, по обе стороны которой выстроились рыцари в доспехах. Неслышно ступая, старуха включала свет. Теперь они пересекали просторные залы замка, где все сверкало — драгоценный паркет, зеркала, золоченые рамы, позолота кресел… Расписные потолки терялись в полутьме, окна прятались за тяжелыми занавесями. Ночная тишина была пропитана застоявшимся запахом ладана. Перебрав всю связку, прежде чем найти нужный ключ, старуха отперла обитую дверь: Анна-Мария пошла за ней по узкому сводчатому переходу, который вывел их в круглую комнату с куполообразным потолком, расписанным облаками. Дверь с позолотой — и они очутились в просторной комнате, первой во всех этих бесчисленных анфиладах пригодной для жилья: кабинет мореного дуба, большой письменный стол, бюсты из потемневшей, как дерево, бронзы, большие книжные шкафы, а на стенах — оленьи рога и оружие.