Я же попала в детдом, когда мне было пять. Что странно, вся информация о моей предыдущей жизни пропала, как будто её никогда и не было. Не знаю точно, Анна – это то имя, которое мне дали при рождении, или уже в детском доме мне просто прилепили самое распространённое женское имя, но я к нему уже привыкла. Одна из воспитательниц как-то сказала, что я сама назвала себя Аней, так что вполне может быть, что имя настоящее. Ещё одна странность была в том, что я и сама ничего не помню до того момента, как в первый раз проснулась в комнате, где полно сирот. Как будто опытный гипнотизёр поработал над моими мозгами. Только вот, кажется, он немного увлёкся и вместе с воспоминаниями стёр способность к человеческим чувствам и заодно эмоциональность. Так что в пять лет я была чем-то типа живого робота с абсолютно чистой картой памяти.
Сначала я не видела в этом никакой проблемы, но лет так в восемь начала понимать, что мне нужно вписываться в образ человека. Тут обнаружила замечательную вещь, преимущество, которой лишены многие другие люди. Я была как чистый холст, рисуй что хочешь. И я постепенно разрисовала этот холст, создала образ человека, которого не захотят упечь в психушку. Научилась рисовать милую улыбку на лице (с лицом мне повезло, так что я и правда могу сойти за невинную овечку), научилась изображать страх из-за совершенно глупых вещей (к моему удивлению, это оказалось одним из необходимых навыков для выживания, потому что что люди считают тебя ненормальной, если не испытывать страх перед всякой ерундой). Не стала сильно увлекаться в создании личности, ужасно изматывает целыми днями пытаться угождать кому-то. Приобрела лишь тот минимальный набор навыков, который поможет мне более-менее приспособиться в мире «человечных» людей, изображая полезного члена общества.
Мне и правда удалось стать полезным членом общества. Я убираю из этого мира мусор, которому вообще лучше бы не рождаться. Кто знает, сколько жизней я уже спасла.
Ой, что-то я совсем уж отвлеклась от темы, мы же разговаривали о том, что случилось с сорокалетней женщиной, убившей пятерых детей. Со мной такое бывает, увлёкшись рассказом ухожу не в ту степь. Ну да ладно, имею право, в конце концов, это мой дневник.
Так вот, родители пятого ребёнка рассказали нам историю, исследовательская группа провела расследование, дальше заказ выпал мне. Не то, что бы заказы распределялись рандомно, но чаще всего это дело случая. Той женщине выпало встретить свою смерть в лице меня. Не самое ужасное лицо, которое можно увидеть перед смертью.
На самом деле, очень даже хорошее лицо; такое, при виде которого не ожидаешь подвоха. По этой причине при первом знакомстве многие принимают меня за милую девочку. Лицо у меня очень симметричное, с большими карими глазами, и не дающий выглядеть излишне мимимишной шрам на левой щеке, в сантиметре от внешнего уголка глаза. Будь я мужчиной, этот шрам придавал бы некую сексуальность, но я считаю, что и на моём явно женском лице он смотрится неплохо. Не люблю идеальную внешность. Идеальность скучна. Даже очень красивые лица быстро забываются. Запоминаются как раз-таки неидеальные особенности, которые есть только у одного человека. Они рассказывают историю этого человека, раскрывают характер, дают понять, какой жизненный путь прошёл человек прежде чем предстать перед вами с этим изъяном. Уверена, что у моего шрама тоже есть история. Но я его не помню. Тот гипнотизёр, стирая мою память, совершенно не учёл, что некоторые истории я захочу знать. А может быть, он сделал это специально, чтобы некоторые истории я никогда и не вспоминала.
Кстати, если вам интересно, женщину эту звали Надежда. Самой мне их имена абсолютно не интересны, от излишней сентиментальности не страдаю. Мне совершенно без разницы кого убивать: Надежду, Веру или Любовь. Лишь бы они заслуживали того, как я с ними поступаю.
Произошло это в её квартире, которая находится на семнадцатом этаже одного из новостроек Москвы. Обычно мы делаем это в безлюдных местах, свидетели нам не нужны. И это одно из правил: никто не должен видеть нас даже близко к жертве. Никаких признаков того, что мы когда-либо в этой жизни пересекались. На этот раз всё так же, мы всё предусмотрели и придумали отличный план.