Анна в кроваво-алом

– Газету изучает, – пожимаю плечами я. – Так что там за задание-то?

Она нарочито улыбается:

– Таксономическая классификация.

– Гадость. И скучная притом.

– Нам надо составить таблицу от типа до вида. Даны крабы-отшельники и осьминоги. – Она хмурится. – Как будет осьминог в женском роде? Осьминогиня?

– Думаю, осьминога, – говорю я, разворачивая к себе открытый учебник.

Вполне можем начинать, хотя это последнее, чем бы мне хотелось заниматься. Я хочу копаться в новостях вместе с Томасом, выискивая нашу убитую девочку. Со своего места я вижу, как он сидит за компьютером и, подавшись к экрану, лихорадочно щелкает мышкой. Затем царапает что-то на клочке бумаги и встает.

– Кас, – слышу я голос Кармель и по тону понимаю, что она говорит уже некоторое время. Напяливаю лучшую из обаятельных улыбок:

– М-м?

– Я спросила, кого ты хочешь делать: краба-отшельника или осьминога?

– Осьминога, – говорю. – Они хороши с капелькой оливкового масла и лимоном. Слегка обжаренные.

Кармель делает лицо:

– Мерзость.

– Ничего подобного. В Греции мы с папой их все время ели.

– Ты был в Греции?

– Ага, – рассеянно отвечаю я, перелистывая параграф про беспозвоночных. – Мы жили там несколько месяцев, когда мне было года четыре. Мало что помню.

– Твой папа много путешествует? По работе, наверное?

– Ага. По крайней мере, путешествовал.

– А больше не ездит?

– Мой папа умер. – Ненавижу говорить это людям. Никогда не знаешь, как поведет себя голос при этих словах. И ненавижу их потрясенные лица, когда они не знают, что сказать в ответ. Я не смотрю на Кармель. Просто продолжаю читать про разные семейства. Она извиняется и спрашивает, как это случилось. Говорю ей, что его убили, и она ахает.

Это правильная реакция. Я должен быть тронут ее попыткой проявить сочувствие. Она не виновата, что я не испытываю ожидаемых эмоций. Просто я слишком давно вижу эти лица и слышу эти ахи. Меня больше ничего не злит в убийце отца.

Внезапно до меня доходит, что Анна – мое последнее тренировочное дело. Она невероятно сильна. Она самое трудное, с чем я сталкивался и вообще способен представить. Если одолею ее, я буду готов. Готов отомстить за отца.

Мысль об этом заставляет меня замереть. Мысль о том, чтобы вернуться в Батон-Руж, вернуться в тот дом, всегда оставалась довольно отвлеченной. Просто идея, долгосрочный план. Думаю, при всех моих попытках изучения вуду, часть меня подсознательно откладывала это на потом. В конце концов, не очень-то я продвинулся. Мне ведь по-прежнему не известно, что за тварь убила папу. Не знаю, сумею ли я вызвать ее, а ведь идти придется совершенно одному. Мамино участие даже не обсуждается. Иначе стоило столько лет прятать книги и тайком сворачивать окна на мониторе, когда она входила в комнату. Если она узнает, что я хотя бы помышляю об этом, – запрет меня до конца жизни.

Из дремы меня выводит постукивание по плечу. Томас кладет передо мной газету – хрупкую, пожелтевшую от старости. Удивительно, что ее вообще вынули из-под стекла.

– Глянь, что я отыскал, – говорит он.

Вот она, на первой странице, под заголовком «Найдена убитая девушка».

Кармель встает, чтобы получше разглядеть:

– Это…

– Она, – возбужденно выпаливает Томас. – Других статей почти нет. Полиция просто опешила. Они едва ли вообще кого-то опрашивали. – В руках у него еще одна газета, он ее листает. – В последней только некролог: Анна Корлов, любимая дочь Мальвины, была похоронена в четверг на кладбище Кивикоски.

– Я думала, ты газету изучаешь, Томас, – подает голос Кармель, и Томас пускается в сбивчивые объяснения.

Мне до балды, что он там несет. Я во все глаза смотрю на ее фотографию, изображение живой девушки, бледной, с длинными темными волосами. Она не решается улыбнуться, но глаза у нее яркие, и любопытные, и живые.

– Как жалко, – вздыхает Кармель. – Она была такая красивая.

Она протягивает руку, чтобы коснуться Анниного лица, но я смахиваю ее пальцы. Со мной что-то творится, а я не понимаю что. Девушка, на которую я смотрю, чудовище, убийца. Эта девушка по какой-то причине пощадила меня. Внимательно рассматриваю ее волосы, перехваченные лентой. В груди разливается теплое чувство, но голова холодна как лед. По-моему, я сейчас в обморок грохнусь.

– Эй, чувак, – окликает Томас и легонько встряхивает меня за плечо. – Что-то не так?

Булькаю в ответ, не зная, что сказать ему – или себе. Отвожу глаза, чтобы потянуть время, и вижу нечто, отчего у меня сжимаются зубы. У конторки библиотекаря стоят два полицейских.

Говорить Кармель и Томасу глупо. Они рефлекторно обернутся, а это вызовет подозрения. Поэтому я просто жду, быстро вырываю Аннин некролог из ветхой газеты. Игнорирую яростное шипение Кармель «Так нельзя!» и сую добычу в карман. Затем незаметно прикрываю газету книгами и школьными сумками и показываю на картинку с каракатицей.

– Как ты думаешь, эту куда?

Они оба смотрят на меня так, словно я тронулся. И это хорошо, потому что библиотекарша повернулась и показывает на нас. Копы начинают пробираться к нашему столу, так и знал.

– О чем вообще речь?