Анна в кроваво-алом

– Он говорит, что все будет в порядке, – произносит у меня за спиной Томас, и у меня едва не срывается голос. – Он хочет, чтобы ты попробовала. Нам надо, чтобы ты вошла в круг. За нас не беспокойся. Мы под защитой.

В кои-то веки я рад, что Томас залез мне в голову. Анна переводит взгляд с него на меня и обратно, затем молча ускользает от двери. Я переступаю порог первым.

Я понимаю, что остальные внутри, не только по тому, что наши ноги движутся синхронно, но и по тому, что Анна начинает меняться. Жилы змеями оплетают ее руки и шею, извиваются по лицу. Волосы делаются скользкими и мерцающе-черными. Нефть заполняет глаза. Белое платье пропитывается ярко-красной кровью, и лунный свет отражается от него, заставляя его блестеть словно пластиковое. Оно течет по ее ногам и капает на пол.

Круг за моей спиной нерушим. Я горжусь ими; может, в конце концов, они и есть охотники за привидениями.

Анна так сильно стискивает кулаки, что сквозь пальцы начинает сочиться черная кровь. Она выполняет просьбу Томаса. Пытается управлять этим, пытается сдерживать потребность ободрать кожу с их шей, повыдергивать руки из плеч. Я веду круг вперед, и она крепко зажмуривается. Наши ноги движутся быстрее. Мы с Кармель разворачиваемся лицом друг к другу. Круг открывается, пропуская Анну в середину. На миг Кармель оказывается полностью загорожена от меня. Я вижу только кровоточащее Аннино тело. И вот она уже внутри, и круг смыкается снова.

Как раз вовремя. Она больше не в силах удерживать это внутри, глаза и рот у нее распахиваются в оглушительном вопле. Она полосует воздух скрюченными пальцами, и я чувствую, как отшатывается Уилл, но Кармель соображает быстро и кладет куриную лапу на то место, над которым парит Анна. Призрак затихает, перестает двигаться, лишь медленно вращается вокруг своей оси, с ненавистью глядя на каждого из нас по очереди.

– Круг замкнут, – произносит Томас. – Она заперта.

Он опускается на колени, и мы вместе с ним. Странно вот так ощущать все наши ноги как одну. Томас ставит на пол гадальную чашу и открывает бутылку с минералкой.

– Сработает не хуже любой другой, – заверяет он нас. – Она чистая, прозрачная и хорошо проводит. Требовать святую воду или воду из грунтового источника… это просто снобизм.

Вода падает в чашу с хрустальным, мелодичным звуком, и мы дожидаемся, пока поверхность успокоится.

– Кас, – говорит Томас, и я смотрю на него. С испугом осознаю, что вслух он ничего не произносил. – Круг связывает нас. Мы все в сознании друг у друга. Скажи мне, что тебе нужно узнать. Скажи мне, что тебе нужно увидеть.

Все это слишком уж стремно. Чары сильные – я чувствую себя одновременно заземленным и парящим выше воздушного змея. Но меня поддерживают. Я в безопасности.

«Покажи мне, что случилось с Анной, – старательно думаю я. – Покажи мне, как ее убили и что дает ей эту силу».

Томас снова закрывает глаза, и Анна начинает дрожать словно в лихорадке. Томас роняет голову. На секунду мне кажется, что он в обмороке и мы в беде, но затем я соображаю, что он просто уставился в гадальную чашу.

– Ох, – слышу я шепот Кармель.

Воздух вокруг нас меняется. Сам дом становится другим. Странный серый свет медленно теплеет, чехлы на мебели растворяются. Моргаю. Я смотрю на Аннин дом – такой, каким он, видимо, был при ее жизни.

На полу в гостиной тканый коврик, комнату освещает «летучая мышь», отчего воздух кажется желтым. За спиной у нас слышно, как открывается и захлопывается дверь, но я по-прежнему слишком занят – разглядываю перемены, развешанные по стенам фотографии и ржаво-красную вышивку на диване. Если приглядеться, видно, что все не так уж хорошо – люстра в паутине, нескольких подвесок недостает, обивка на кресле-качалке надорвана.

По комнате движется фигура – девушка в темно-коричневой юбке и простой серой блузе. В руках у нее учебники. Волосы забраны в длинный каштановый хвост, перевязанный синей лентой. Она оборачивается на донесшийся с лестницы звук, и я вижу ее лицо. Это Анна.

Видеть ее живой – неописуемое ощущение. Некогда я думал, что внутри нынешней Анны от живой девушки почти ничего не осталось, но я ошибался. Она поднимает глаза на стоящего на лестнице человека – мне знаком этот взгляд. Тяжелый и знающий. Раздраженный. Я не глядя знаю, что это тот, о ком она мне рассказывала, – мужчина, собиравшийся жениться на ее матери.

– И что мы сегодня учили в школе, дорогая Анна? – Акцент у него такой сильный, что я едва разбираю слова.

Он спускается по лестнице, и его шаги меня бесят – ленивые, уверенные, исполненные самодовольства. Он чуть хромает при ходьбе, но на самом деле не пользуется деревянной тростью, которую держит в руках. Когда он начинает обходить девушку, это напоминает круги, описываемые акулой. Анна стискивает зубы.

Он протягивает руку ей через плечо и проводит пальцем по обложке верхней книги:

– Еще больше ненужных тебе вещей.

– Мама хочет, чтобы я хорошо училась, – отвечает Анна. Голос тот же, только финский акцент сильнее.

Она поворачивается кругом. Я не вижу, но знаю, что она сердито смотрит на него.