Анна-Ванна и другие

– Вы что, издеваетесь? – тихим, глубоким, дрожащим от обиды голосом сказал пресс-секретарь. Оказывается, пиарить нужно было не продукцию – а себя, любимых – руководство завода.

В следующие разы я уже была благоразумней и заранее уточняла: расхваливать ли качество выпускаемой продукции или мудрое руководство предприятия.

Хотя, ну вы можете представить, чтобы в привычной рекламе, скажем, шампуня или дезодоранта, звучало что-то вроде:

«Последние годы коллектив компании «Гигиена населения» испытывал трудности с доставкой сырья. Но благодаря директору Пронькиной вопрос с поставщиками решён. Проведена реконструкция, привлечены квалифицированные кадры. Для сравнения, в прошлом году было выпущено 10 тысяч флаконов, а в этом году уже 50. Новые разработки… опробованные технологии… передовой опыт… производственные достижения… Д-р Пронькина как высококлассный специалист… Под неусыпным контролем д-ра Пронькиной…»

Причём Пронькину полагалось упомянуть не менее 14 раз, а её зама – не менее 10 (и не дай бог перепутать!)

Я-то думала, покупателю нужен товар, а не нудное повествование о финансовых вложениях, капремонте, трудовой дисциплине и блестящих результатах. Блестящий результат – когда заботятся о том, чтобы сделать, а не о том, чтобы показать.

Впрочем, показать тоже нужно было уметь угодить.

– Как-то у вас простенько, легковесно написано. Ну что это: «люди» – не солидно звучит. Надо писать: «население». «Съели» – это любой дурак напишет. Нужно серьёзно, весомо: «потребили». Не «дело» – а «мероприятие». Не «вкусно» – а «имеют высокие пищевые показатели». Эх, учи вас, молодёжь!

Знали бы, что перед ними будущая звезда рекламного бизнеса! Именно в те дни мы со знакомым телеоператором отправили в столичное рекламное агентство плёнку с рекламой автомобиля. Не важно какого – кто больше заплатит – тому автопроизводителю и продадим. Мы были молоды, наивны и глупы до безобразия.

Оператор снимал собственный скачущий по ухабам старенький «форд», а я за кадром с томными нотками актёра Ивашова-Печорина декламировала:

– Много красавиц в аулах у нас,
Звёзды мерцают во мраке их глаз.
Сладко любить их, завидная доля.
Но веселей молодецкая воля.

Грациозную, робкую красавицу изображала девушка оператора. Ради такого случая она перекрасилась из блондинки в жгучую брюнетку, приклеила смоляные ресницы, отбрасывающие тени на щёки.

Вообще-то она играла роль не горянки, а девицы в автосалоне (гараже). Она была в чадре и длинной юбке, но с голым животиком. Она им бешено вращала и вообще вытворяла чёрт знает что, всячески охмуряя джигита-покупателя. И он, вроде, уже поддался её чарам…

Но тут, не отводя демонического взгляда от ее глаз, он сдёргивал покрывало с автомобиля (семь метров копеечной скользкой подкладочной ткани, стекающей с машины эффектными струями), усаживался за руль и лихо выезжал из салона (гаража). Грустная красавица оставалась с носом (грациозный силуэт на фоне заката, в клубах пыли).

И дальше:

– Золото купит четыре жены,
Конь же лихой не имеет цены.
Он и от вихря в степи не отстанет,
Он не изменит, он не обманет…

Гнедой конь с развевающейся гривой прядал ушами, косил огненным глазом, поводил крутыми, блестящими от пота боками… На самом деле это была перепуганная молодая колхозная кобылка, которую хорошенько нахлестали.

На экране конь перевоплощался в лакированный шоколадный автомобиль в шлейфе бензинового дыма и пыли… Автомобиль – обратно в коня…

Возбуждённый джигит в развевающейся бурке и сбитой набекрень папахе соответственно, становился импозантным, невозмутимым набриолиненным господином в строгом костюме. И тем и другим согласился быть конюх – и не за пошлые поллитра, а исключительно из любви к искусству. Это было что-то!

– А наследники Лермонтова нам иск не впарят? – беспокоился оператор. Он мысленно делил будущие бешеные гонорары на нас троих с девушкой (бессребреник конюх не в счёт). И глубоко сожалел, что не выторговал больше: мне-то только принадлежала идея и голос за кадром, девушка лишь крутила задком и строила глазки. А на нём лежали съёмки, монтаж, эффекты, компьютерная графика и прочие сложные операторские штуки.

– А они живы, наследники? – неуверенно отбивалась я.

Впрочем, это было неважно, потому что ответа из агентства мы так и не дождались.

Ещё, было дело, я писала о лазерной коррекции зрения. Тогда она была в новинку, я согласилась быть подопытным кроликом. Условие: мне делают операцию в полцены, а я делаю рекламу.

К тому времени быть близорукой мне порядком надоело. В мою сторону хмуро косился начальник. Ему казалось, что я не здороваюсь с ним не оттого, что стесняюсь носить очки, а из личного глубокого неуважения. В магазине я покупала изящную вещицу, которая дома при ближайшем рассмотрении оказывалась грубой, безвкусной и дефективной.