Анналы Хичи

— О, дьявольщина! Я знаю, что это значит. Он мне все расскажет, но будет говорить гораздо больше, чем мне нужно узнать.

— Дорогой Робин, — сказала она, — возможно, Альберт лучше тебя знает, что именно тебе нужно узнать.

— Дьявольщина, — сказал я.

Но когда я стоял рядом с Альбертом в мрачных металлических туннелях (имитации) корабельных доков, мне показалось, что настало время. Больше нельзя откладывать.

Я сказал:

— Ну, хорошо, Альберт. Раскрой мне голову. Вали в нее все. Мне кажется, сейчас я это вынесу.

Он солнечно улыбнулся мне.

— Будет совсем не так плохо, Робин, — пообещал он и тут же поправился: — Хотя чудесно не будет. Я согласен, что нам предстоит тяжелая работа. Может быть…

— Он огляделся. — Может быть, начнем с того, что устроимся поудобнее. С вашего разрешения?

Конечно, он не стал ждать моего разрешения. Просто окружил нас моим кабинетом в доме на Таппановом море. Я слегка расслабился. Хлопнул в ладоши, чтобы машина-дворецкий принесла выпивку, и удобно сел. Альберт чуть насмешливо смотрел на меня, но молчал, пока я не обратился к нему:

— Я готов.

Он сел и, попыхивая трубкой, принялся разглядывать меня.

— К чему именно?

— К тому, чтобы ты рассказал мне все, что хочешь рассказать уже миллион лет.

— Ах, Робин, — улыбнулся он, — но я так много хочу вам рассказать! Нельзя ли поточнее? Что именно вы хотите сейчас от меня услышать?

— Я хочу знать, какая выгода Врагу от сжимающейся вселенной.

Альберт немного подумал. Потом вздохнул.

— О, Робин, — печально сказал он.

— Нет, — возразил я, — никаких «О, Робин». Не нужно говорить мне, что я давно должен был сделать это, не нужно объяснять, что предварительно мне следует изучить квантовую механику иди еще что-то. Я хочу знать немедленно.

— Вы задаете трудные задачи, Робин, — пожаловался он.

— Сделай это! Пожалуйста…

Он помолчал, размышляя, набивая табак в трубку.

— Вероятно, следует скормить вам всю энчиладу [10], — сказал он, — как я пытался сделать раньше. Но вы отказывались слушать.

Я внутренне напрягся.

— Ты опять собираешься начать с девятимерного пространства?

— С этого и со много другого, — твердо ответил он. — Все это связано. Ответ на ваш вопрос бессмыслен без всего этого.

— Постарайся сделать попроще, — попросил я.

Он с некоторым удивлением посмотрел на меня.

— На этот раз вы серьезны, не так ли? Конечно, я постараюсь, мой дорогой мальчик. Знаете, что я думаю? Я думаю, лучше всего начать не с рассказа. Я вам покажу картинки.

Я помигал.

— Картинки?

— Я покажу вам рождение и смерть вселенной, — довольный собой, сказал он. — Вы ведь на самом деле просили об этом.

— Правда?

— Да. Трудность в том, что вы просто отказывались понимать, насколько сложен этот вопрос. Потребуется некоторое время, не меньше нескольких тысяч миллисекунд, даже если вы постараетесь не прерывать…

— Я прерву, когда мне понадобится, Альберт.

Он согласно кивнул.

— Да, прервете. Это одна из причин того, что потребуется так много времени. Но если вы согласны потратить время…

— О, ради Бога, начинай!

— Я уже начинаю, Робин. Минутку. Нужно подготовить картинку — готово, — с улыбкой заявил он.

И тут же исчез. Вместе со своей улыбкой.

Последнее, что я видел, была улыбка Альберта. Она задержалась на мгновение, потом не стало видно ничего.

— Ты играешь со мной в Алису в Стране Чудес, — обвинил я — обвинил никого, потому что никого не было. Не было ни вкуса, ни зрения, ни осязания, ни запаха.

Но слышать можно было, и я услышал рассудительный голос Альберта:

— Немного забавы для начала, Робин, потому что отныне все становится очень серьезно. А теперь. Что вы видите?

— Ничего, — ответил я.

— Совершенно верно. Именно это вы и видите. Но то, на что вы смотрите, есть все. Это вся вселенная, Робин. Вся материя, энергия, время, пространство, которые когда-либо существовали или будут существовать. Это первичный атом, Робин, моноблок, то самое, из чего произошел Большой Взрыв.

— Я вообще ничего не вижу.

— Естественно. Невозможно видеть без света, а свет еще не изобретен.

— Альберт, — сказал я, — сделай мне одолжение. Мне ненавистно это чувство пребывания нигде. Нельзя ли увидеть хоть что-нибудь?

Недолгое молчание. Потом вернулось еле заметное улыбающееся лицо Альберта.

— Не думаю, чтобы сильно повредило, если мы сможем видеть друг друга, — признал он. — Так лучше?

— Гораздо лучше.

— Отлично. Но только помните, пожалуйста, что настоящего света еще нет. Света не бывает без фотонов, а все фотоны еще находятся в одной невидимой точке. И не только это, — продолжал он, довольный собой, — даже если бы смогли видеть, не существует места, откуда можно видеть, потому что вообще еще нет никакого пространства, в котором находилось бы это «место». Пространство тоже еще не изобретено — или, если выразиться точнее, все пространство, и весь свет, и все остальное все еще находится в единой точке вот здесь.

— В таком случае, — мрачно сказал я, — что ты имеешь в виду, говоря «здесь»?