Упрекал Коссуциан Тразею и в том, что он
уклоняется от принесения в начале года торжественной присяги на верность указам
принцепсов, что отсутствует при провозглашении обетов богам, хотя и состоит в
жреческой коллегии квиндецимвиров, что не заклал ни единой жертвы за
благополучие принцепса и за его божественный голос; прежде ревностный и
неутомимый, всегда заявлявший себя сторонником или противником даже самых
маловажных сенатских постановлений, он за три последних года ни разу не вошел в
курию, а совсем недавно, когда все наперебой стекались в нее ради обуздания
Силана и Ветера, предпочел заниматься частными делами своих клиентов. Это — не
что иное, как отчуждение и враждебность, и если на то же самое дерзнут многие,
то и прямая война. «И подобно тому как некогда жадный до гражданских раздоров
Рим толковал о Гае Цезаре и Марке Катоне, — говорил Коссуциан, — так теперь он
толкует о тебе, Нерон, и Тразее. И у него есть последователи, вернее сообщники,
правда, еще не усвоившие его упорства в отстаивании своих воззрений, но
подражающие ему в одежде и облике, суровые и угрюмые, всем своим видом как бы
упрекающие тебя в распущенности. Один он не печется о твоей безопасности, один
— не признает твоих дарований. Он нисколько не радеет о благоденствии
принцепса; так ужели ему все еще мало его печалей и огорчений? Неверие в
божественность Поппеи и уклонение от присяги на верность указам божественного
Августа и божественного Юлия — это проявления одного и того же духа
строптивости. Он презирает религиозные обряды, подрывает законы. Ежедневные
ведомости римского народа с особым вниманием читаются в провинциях и в войсках,
потому что все хотят знать, что еще натворил Тразея. Или примем предлагаемые им
учреждения, если они лучше нынешних, или пусть будет устранен вождь и
вдохновитель жаждущих новшеств. Эта самая школа породила Туберонов и Фавониев —
имена, ненавистные даже старой республике. Чтобы низвергнуть единовластие, они
превозносят свободу, но, низвергнув его, точно так же посягнут на свободу.
Напрасно, Нерон, ты убрал Кассия, если намерен терпеть, чтобы множились
соперники Брутов[17]. Наконец, ты можешь и
не предписывать, что сделать с Тразеей; предоставь сенату быть судьей в нашем
споре». Нерон разжигает пыл и без того готового к нападкам Коссуциана и придает
в помощь ему язвительное красноречие Эприя Марцелла.
23.
А Барею Сорана привлекли к суду на основании
обвинения, которое выдвинул против него римский всадник Осторий Сабин по
окончании срока его проконсульства в провинции Азии, где он вызвал
неудовольствие принцепса своим справедливым и попечительным управлением, а
также тем, что позаботился о расчистке эфесской гавани и оставил безнаказанными
насильственные действия общины пергамцев, помешавших вольноотпущеннику Нерона
Акрату вывезти из их города статуи и картины. Но открыто ему вменялось в вину
не это, а дружеские отношения с Плавтом и происки, имевшие целью привлечение
провинции к соучастию в государственном перевороте. Для осуждения обвиняемых
Нерон выбрал те самые дни, когда ожидалось прибытие Тиридата для его возведения
на армянский престол, что было сделано преднамеренно, либо чтобы толками о
внешних делах отвлечь внимание от преступления внутри государства, либо, может
быть, с тем, чтобы казнью именитых мужей показать воочию всемогущество
императора, столь же единовластного, как цари[18].
24.
И вот, когда весь город высыпал приветствовать
принцепса и посмотреть на царя, Тразея, которому было воспрещено присоединиться
к встречающим, не утратив душевной стойкости, составил письмо к Нерону,
спрашивая, что именно вменяется ему в преступление, и утверждая, что легко
отведет от себя обвинения, если будет осведомлен, в чём они состоят, и ему
будет дана возможность представить свои оправдания. Нерон поспешил прочесть это
послание, в надежде, что устрашенный Тразея высказал в нем нечто такое, что,
послужив к прославлению принцепса, навлечет бесчестие на писавшего. Однако, не
найдя того, чего ожидал, и мысленно представив себе облик, смелость и
свободолюбие не совершившего никаких преступлений Тразеи, он сам проникся
страхом пред ним и распорядился созвать сенаторов.
25.
Тогда Тразея обратился за советом к ближайшим
друзьям, стоит ли ему защищаться или разумнее пренебречь такою попыткой.
Приводились различные доводы в пользу того и другого. Считавшие, что он должен
присутствовать в курии при разбирательстве его дела, говорили, что они уверены
в его стойкости: все, что он скажет, поведет лишь к возвеличению его славы.
Только ленивые и малодушные окружают тайною последние мгновения своей жизни;
пусть народ увидит мужа, бестрепетно смотрящего в глаза смерти, пусть сенат
услышит слова, возвышающиеся над человеческими и как бы исходящие от некоего
божества. Быть может, это чудо тронет даже Нерона; а если оно и не смягчит его
кровожадности, то по крайней мере потомки выделят Тразею из сонма трусливо и
безмолвно погибших к сохранят память о его доблестном конце.