Многое в этом приговоре было смягчено принцепсом:
он признал неуместным изымать из фастов имя Пизона, раз в них сохраняются имена
Марка Антония, пошедшего войной на отечество, и Юла Антония, нанесшего
оскорбление дому Августа. Больше того, он избавил от бесчестья Марка Пизона и
отдал ему оставшееся от отца имущество, как всегда щепетильный, о чем я уже
неоднократно упоминал, во всем, касавшемся денег, а на этот раз к тому же более
снисходительный, так как стыдился, что Планцина осталась безнаказанной. Он же
отклонил предложение Валерия Мессалина — установить золотую статую в храме
Марса Мстителя, и Цецины Севера — воздвигнуть жертвенник Мщению[19], заявив, что подобным образом отмечаются
победы над внешним врагом, а домашние неурядицы следует таить под покровом
печали. Тогда Мессалин предложил принести благодарность Тиберию, Августе.
Антонии, Агриппине и Друзу, воздавшим возмездие за Германика, причем он не
упомянул Клавдия. И Луций Аспренат перед всем сенатом спросил Мессалина,
умышленно ли он его пропустил, после чего имя Клавдия было, наконец, внесено в
этот перечень. Чем больше я размышляю о недавнем или давно минувшем, тем больше
раскрывается предо мной, всегда и во всем, суетность дел человеческих. Ибо
молва, надежды и почитание предвещали власть скорее всем прочим, чем тому, кому
судьба определила стать принцепсом и кого она держала в тени.
19.
Спустя несколько дней Цезарь внес предложение о
даровании сенатом жреческих званий Вителлию, Веранию и Сервею. Пообещав
Фульцинию поддержать его своим голосом на выборах магистратов, он вместе с тем
преподал ему совет удерживать свое красноречие от излишней порывистости. На
этом закончилось дело о покарании виновных в смерти Германика, о которой не
только среди современников, но и в позднейшее время ходили самые разнообразные
слухи. Так большие события всегда остаются загадочными, ибо одни, что бы им ни
довелось слышать, принимают это за достоверное, тогда как другие считают истину
вымыслом, а потомство еще больше преувеличивает и то и другое. Между тем Друз,
покинув Рим, чтобы возобновить ауспиции[20], вступил в него вскоре как триумфатор. Спустя несколько
дней скончалась его мать Випсания, единственная из детей Агриппы, умершая своей
смертью, ибо все остальные были умерщвлены, — кто явно оружием, кто, по общему
мнению, — ядом и голодом[21].
20.
В том же году Такфаринат, предыдущим летом, как я
указывал, разбитый Камиллом, возобновив войну в Африке, сперва совершает
беспорядочные набеги, вследствие его стремительности оставшиеся безнаказанными,
а затем принимается истреблять деревни, увозя с собою большую добычу, и,
наконец, невдалеке от реки Пагида окружает когорту римлян. Начальствовал над
укреплением Декрий, усердный и закаленный в походах воин, смотревший на эту
осаду как на бесчестье. Решив дать бой на открытом месте, он обратился с
увещанием к своим воинам и построил их перед лагерем. При первом же натиске
неприятеля когорта была рассеяна, и он, осыпаемый дротиками и стрелами,
бросается наперерез бегущим и накидывается на значконосцев, браня их за то, что
римские воины показали тыл беспорядочным толпам и дезертирам; получив вскоре
затем несколько ран, он устремляется, несмотря на пробитый глаз, навстречу
врагу и не перестает драться, пока, покинутый своими, не падает мертвым.
21.
Узнав об этом, Луций Апроний (ибо он сменил Камилла
в должности проконсула), встревоженный не столько добытой врагами славой,
сколько позором своих, прибегает к применявшемуся в те времена крайне редко
старинному наказанию: отобрав жеребьевкой каждого десятого из осрамившей себя
когорты, он до смерти забивает их палками[22]. И эта суровая мера оказалась настолько действенной,
что подразделение ветеранов, числом не более пятисот, отогнало то же самое
войско Такфарината, напавшее на укрепление, которое называется Тала. В этой
битве рядовой воин Руф Гельвий совершил подвиг спасения римского гражданина, и
Апроний наградил его ожерельем и почетным копьем[23]. Цезарь пожаловал ему, сверх того, гражданский венец,
скорее сетуя на словах, чем на самом деле досадуя, что Апроний не сделал этого
своей проконсульской властью. И так как подавленные неудачею нумидийцы не
желали осаждать укрепления, Такфаринат повел войну сразу во многих местах,
отступая там, где на него наседали, и затем опять появляясь в тылу у римлян.
Пока варвары применяли эти уловки, они безнаказанно издевались над терпящими
неудачи и утомленными римлянами, но, когда они повернули в приморские области и
им, связанным добычей, пришлось осесть в постоянном лагере, Апроний Цезиан,
которого отец выслал против них с конницей, когортами вспомогательных войск и
добавленными к ним наиболее проворными и ловкими легионерами, успешно
сразившись с нумидийцами, изгнал их в пустыню.