Аннапурна

Граница между живой и мертвой тканями теперь отчетливо видна. Удо орудует распаторием[109], и ежедневно я лишаюсь одной-двух фаланг на ногах или руках. Все это делается без наркоза, под открытым небом, когда можно и как можно.

Иногда Удо оперирует в туземном жилище, иногда у обочины дороги, в неизбежной пыли, подчас он работает рядом с рисовыми болотами, несмотря на сырость и пиявки, и снова посреди поля, под дождем, укрывшись под зонтиком, который держит дрожащей рукой Ж.Б… Рана.

Без передышки Удо чистит, режет, перевязывает.

Во время операций, когда мы терпим эти муки, когда вокруг нас тошнотворные запахи: гной, кровь, сочащиеся сквозь бинты, и сотни мух, сидящих на ранах, – как это ни странно, мы зачастую становимся свидетелями забавных инцидентов. Сейчас, после первых муссонных дождей, настало время рассаживания риса. Все, кто только может работать, заняты на рисовых полях. Найти носильщиков для экспедиции становится невозможно. Мои товарищи очень обеспокоены: мы должны выбраться отсюда любой ценой. Удо просит Ж.Б… Рана воспользоваться своим авторитетом и применить крайние средства для вербовки носильщиков. Он напоминает, что мы находимся под покровительством магараджи, который не потерпит, чтобы нас задерживали в тот момент, когда мы хотим покинуть страну. Ж.Б… делает все, что в его силах, но безуспешно.

Постепенно мы ожесточаемся. Мы предлагаем сверхвысокую цену, однако вскоре выясняется, что чем дальше мы проникаем в районы интенсивного земледелия, тем больше возрастают наши затруднения, пока, наконец, мы не попадаем в тупик.

Несмотря на свое нежелание прибегать к грубым мерам, мои друзья вынуждены применить систему "добровольного набора". Метод прост: нужно брать людей там, где их находишь, хватать их за штаны и с нежностью навьючивать на них груз или вручать носилки. Несколько минут носильщики сопротивляются, но все кончается улыбками. Они получают достаточно рупий, чтобы стереть у одних сожаление, а у других – угрызения совести. Шерпы в совершенстве усвоили эту операцию, и мне думается, что мы не первая гималайская экспедиция, применяющая такой метод. Они с невинным видом прогуливаются по деревням, поводя носом, готовые прыгнуть на первого встречного, способного нести груз.

Я лежу под навесом дома прямо в центре деревушки Гаромборе, обессилевший после хирургической процедуры, во время которой я перенес несколько ампутаций. Я безучастно смотрю на центральную каменистую улицу, полную оживления. Шерпы вышли на "охоту"… С ними пошел носильщик, предоставленный нам суба Тукучи. Накануне он притащил мне великолепную саблю чеканного серебра. Он принял участие в "охоте". У него громовой голос, и он кричит громче всех.

Внезапно из соседнего переулка появляются Саркэ, Анг-Таркэ и Аджиба, толкая перед собой четырех крестьян. Те ничего не понимают. В мгновение ока у них были отняты все орудия, и после небольшого «дружеского» внушения они превратились в носильщиков!

Один за другим «добровольцы» прибывают на поле брани. Вербовка идет вовсю.

Мы движемся под дождем, вытянувшись в одну колонну… Внезапно шерпы замечают рыбака. День на исходе. Вокруг царят необычный покой и тишина. Рыбак возвращается домой и медленно идет впереди нас с сеткой, набитой рыбой. Аджиба подталкивает локтем Путаркэ и Саркэ, на цыпочках крадется вперед. Короткая стычка: сетка, удочка и прочие принадлежности летят в сторону. Через несколько секунд пленник уже держится за ручки моих носилок, шагая в ногу со своими новыми коллегами. Бедный рыбак! Шерпы ласково объясняют, что ему придется идти до Тансинга, но что в виде компенсации он получает порядочное количество рупий. Рыбак плачет, умоляет… Но так как выбора нет, все кончается улыбкой. "Однако со мной сыграли ловкую штуку", – по всей вероятности, думает он.

Подобные сцены повторяются во время нашего отступления ежедневно, так как каждую ночь многие носильщики, отказываясь от заработанных ими рупий, сбегают.

Положение становится критическим. Экспедиция разбросана по нескольким деревням, и подчас разрыв между передовым отрядом и тылом достигает двух дней пути. Некоторые группы застревают в безлюдных местах, где невозможно найти и следов носильщиков.

29 июня в Дарджилинге на поверке обнаруживается, что отсутствуют двадцать пять носильщиков. Погода ужасная. Вот уже два или три дня, как некий бывший унтер-офицер гурка, щеголяющий великолепной фуражкой, бродит вокруг экспедиции без какой-либо определенной цели. После

его бесед с носильщиками всегда следует дезертирство… Он сеет смуту. Ишак приходит к нам с Удо.

– Если этот парень так плохо влияет на носильщиков, вероятно, он обладает некоторым авторитетом.

– Возможно, но если он будет продолжать в том же духе, мы кончим как Харрер[110], – отвечает Удо.

– Может быть, вступить с ним в переговоры и воспользоваться его влиянием? – предлагает Ишак. – Почему бы нам не нанять его и не использовать для вербовки носильщиков?