Аннет Деларбр

Вдруг, к изумлению всех, пришло известие, что Эжен жив. Почти утопая, он, по счастью, ухватился за бревно, смытое с палубы корабля. Чувствуя, что силы его на исходе, он привязал себя к бревну и носился по волнам целые сутки, после чего потерял сознание. Придя в себя, он узнал, что находится на борту корабля, направляющегося в один из индийских портов. Он был, однако, настолько слаб, что не мог самостоятельно двинуться с места. В продолжение всего путешествия его положение продолжало оставаться тяжелым. По прибытии в Индию он испытал много превратностей: его переправляли с корабля на корабль, из одного лазарета в другой. Тем не менее благодаря крепости своего сложения он перетерпел свалившиеся на него бедствия и теперь находился в дальнем порту, ожидая попутного судна, чтобы возвратиться домой.

Это известие было сообщено его матери со всеми необходимыми предосторожностями; тем не менее неожиданно посетившая ее радость едва не отняла у нее жизнь.

Открыть эту новость Аннет было делом гораздо более сложным. Близкие оберегали ее покой и стремились не вмешиваться в ее душевную жизнь; рассудок ее находился в глубоком расстройстве, настроение подвержено резким переменам, причина безумия неустранима! Они не позволяли себе ни малейшего намека на ее горе, никогда не поддерживали разговора на эту тему даже в тех случаях, когда она сама заговаривала об этом; они старательно обходили эти вопросы молчанием, надеясь, что время изгладит воспоминания или, по крайней мере, лишит их мучительности и остроты. Теперь они оказались в затруднительном положении: каким способом сообщить Аннет, что Эжен жив, если внезапное возвращение счастья могло затянуть безумие навсегда или окончательно сломить ее надломленный организм? И все же они рискнули коснуться раны, которую до сих пор не решались затрагивать, ибо теперь в их распоряжении находился бальзам заживления. Они осторожно подводили беседу к тем темам, которых прежде тщательно избегали, и стремились вызвать в ней те настроения, которых раньше так опасались. Они обнаружили, что ее рассудок расстроен в гораздо большей степени, чем они предполагали. Все ее мысли были спутаны и неустойчивы. Периоды бодрости и жизнерадостности, в последнее время более редкие, чем когда-либо, оказались в действительности не чем иным как следствием тяжелого умственного расстройства. В эти периоды она забывала, что ее милый погиб, и без устали твердила о его возвращении. "Когда зима минет, - повторяла она, - на деревьях начнут распускаться почки и ласточка прилетит из заморской страны, он возвратится". Напротив, в периоды меланхолии она бывала печальной и удрученной; попытки напомнить ей ее собственные слова, сказанные в минуты просветления, и убедить, что Эжен вправду скоро вернется, оказывались напрасными. Она тихо плакала и, по-видимому, не понимала слов. По временам она приходила в сильное возбуждение, винила себя в том, что отняла Эжена у матери и навлекла беду на ее седины. В ее уме умещалась лишь одна, всецело поглощавшая ее мысль, которую ничто не могло вытеснить и побороть; когда родные пытались вырвать ее из плена фантазии, эта последняя становилась еще безудержнее и необузданнее, что изнуряло девушку физически и морально. Ее близкие тревожились теперь больше, чем когда-либо, опасаясь безвозвратной утраты рассудка и окончательного истощения сил.

Между тем Эжен возвратился в деревню. Его до глубины души тронул рассказ об Аннет. С горечью в сердце он укорял себя в поспешности и слепоте, которые оторвали его от любимой, явились причиной ее болезни и неисчислимых страданий. Его мать описала ему ее муки, угрызения совести и нежность, которую Аннет проявляла по отношению к ней, стремясь даже в периоды обострения болезни облегчить ее горе; она пересказала ему трогательные слова любви, мелькавшие в самых возбужденных и сумбурных ее речах; он был настолько взволнован, что попросил прервать эту грустную повесть. Окружающие по-прежнему не решались показать Эжена Аннет, но позволили ему взглянуть на нее во время сна. Он смотрел на нее и мысленно отмечал перемены, произведенные в ней болезнью и горем; слезы текли по его загорелым щекам, и, когда он заметил на ее шее прядь волос, которую она когда-то вручила ему в знак детской привязанности и которую он в злобе и раздражении возвратил ей назад, его сердце болезненно сжалось.