Анникка

На следующий день концертная программа была окончательно составлена. Аде досталась «Вечерняя серенада» Шуберта и партия Сильвы из оперетты Кальмана «Королева чардаша», которую ей предстояло исполнить в дуэте с Эдвином-Додо. Последний всё же согласился спеть один из романсов Булахова. Вера Ивановна вызвалась играть ноктюрн Шопена, и разумеется, соседка-поэтесса собиралась декламировать свои стихи.

Обсуждение проходило во флигеле вокруг старого пианино. Вера Ивановна принесла ноты. Играла она самозабвенно, с чувством, щеки ее разрумянились, особенно после комплимента Додо.

Когда Юлия Сергеевна, утолив жажду бурной деятельности, наконец ушла, Ада заметила вслух:

– Как странно, что здесь, на даче, обнаружились ноты «Сильвы». Помню, я приезжала в Петроград повидать подругу и попала на премьеру в театре «Зимний Буфф». Название оперетты изменили: из-за войны с Австро-Венгрией ничто не должно было указывать на ее венгерское происхождение. Но прекрасная музыка завоевала сердца по обе стороны фронта.

– Я знала, что Денис Осипович тоже смотрел «Сильву» в Панаевском театре6. Он как-то обмолвился, а я запомнила, – сказала Вера Ивановна. – Знала я и то, что к нему идеально подойдет партия Эдвина.

– Откуда вы могли это знать? – искренне удивился Додо. – Я сам никогда об этом не думал.

Вера Ивановна ответила после небольшой заминки, которая не укрылась от Ады:

– У меня музыкальный слух, и ваш голос я хорошо изучила.

Со второго этажа спустилась Лена и тут же со свойственной ей бесцеремонностью вмешалась в разговор:

– Признавайтесь, Додо, до революции вы были звездой кафешантана7?

Его явно оскорбило подобное предположение.

– Вообще-то я был фотографом.

– Панна Лена, конечно же, не слыхала о фотоателье «Гринберг и Брискин», – язвительно заметила Вера Ивановна.

Ада вскинула голову:

– Фотоателье на Пантелеймоновской, у Летнего сада?

– Верно, – кивнул Додо. – Его открыл Давид Маркович Гринберг в конце восьмидесятых. Я начинал как его помощник, потом стал совладельцем.

– Из грязи да в князи, – не удержалась Лена.

Проигнорировав ее насмешку, Додо продолжал:

– Почему-то мне кажется, Ада Михайловна, что ателье Гринберга знакомо вам не понаслышке.

– Так и есть. Однажды по чистой случайности мы с подругами оказались неподалеку, увидели вывеску и решили сфотографироваться. А на другой день пришло известие о ранении отца, и я уехала в Гатчину. Свою карточку я, увы, не получила.

Лена с любопытством воззрилась на подругу:

– Так значит, вы уже встречались с Додо? Сколько – четыре года назад? И ты его совсем не помнишь?

– Нет, – Ада покачала головой, не смея смотреть на того, чей взгляд обволакивал ее до мурашек. – Должна признаться, что из-за переживаний за жизнь папы я и думать забыла о том визите в фотоателье.

Это была чистая правда, и сейчас, как ни старалась, она не могла припомнить деталей. Недели у постели отца заслонили собой последние дни учебы. Отчисление с курсов и спешный отъезд из Петрограда почти стерлись из памяти, растворились в эфире притупившейся боли.

Лена переменила тему:

– Оскар пригласил Марысю на танцы сегодня вечером. Душка, поехали тоже? Развеемся. В Келломяках зимой такая скука.

– Почему бы и нет, – улыбнулась Ада, хотя дачная жизнь не казалась ей скучной.

Ей нравились ежедневные занятия с девочками, прогулки вдоль моря по расчищенной от снега дорожке и особенно вечерние посиделки в гостиной большого дома. Когда все собирались, Владимир Федорович читал вслух рассказы Конан Дойля, а старики Шпергазе играли в домино.

– У вас одно веселье на уме, – сердито заметила Вера Ивановна, удаляясь в свою комнату.

Додо нахмурился, но ничего не сказал.

Оскар нанял у соседа лошадь и легкие сани с небольшим кузовом, в которые поляк и три его спутницы поместились не без труда. Домашних предупредили, чтобы их не ждали к ужину.

Маруся с трудом упросила мать отпустить ее, клятвенно пообещав слушаться Аду Михайловну и вернуться домой по первому ее слову. Ванда Федоровна сомневалась в благоразумии польки, однако уже успела убедиться в добропорядочности Ады. Тем не менее младшей, Танюше, ехать решительно запретила, и никакие уговоры не помогли.

Приморское шоссе извивалось вдоль моря, то отдаляясь, отгораживаясь соснами, то приближаясь к берегу, за которым простиралась ледяная равнина. Зимой песчаные дюны и гранитные валуны, изумрудные мхи и муравейники скрывались под снегом, так что особое очарование, почти волшебство этих мест тускнело вместе с пейзажем, исчезало до весны. Выходит, вот она какая, Тапиола, страна финского лесного духа…

Оскар в овчинном тулупе, сидя на козлах, бойко стегал лошадку. Девушки жались друг к дружке на пассажирском сиденье и смеялись над шутками Лены, которая знала много скабрезных анекдотов. Маруся не понимала и половины, но хохотала громче всех. Еще бы – ведь с нею впервые считались как со взрослой.

– Так вот, там опытные барышни объезжают неопытных кавалеров, на которых потом выезжают в свет…