Anno domini

Пока засыпали землю, Вадим сходил на могилу своей мамы, которая была в двухстах метрах от этих похорон. Он любил бывать здесь. Особенно летом, когда можно подольше посидеть и поговорить с ней. Однажды Вадим даже задремал за столиком у могилы, соседствующей с маминой. Тогда он принес с собой бутылку вина, которое они вместе пили в последний раз перед ее смертью, и сам выпил ее, а вернее — с мамой. Когда он приходил к ней, то здоровался, словно с живой, рассказывал о своих новостях, гладил землю, под которой как под одеялом спрятано было ее лицо. Сегодня он рассказал о Михал Михалыче. Наверняка, где-то там они с ним уже встретились.

Поистине, понедельник этот не был обычным. В первой его половине Вадим пил на похоронах человека, которого знал всю жизнь, а к вечеру уже накрывались столы в офисе — сегодня фирма отмечала Новый год. Расстояние между этими двумя событиями равнялось пяти минутам ходьбы через театральную площадь. Андрей с Наташей и родителями после столовой приглашали Вадима домой продолжить поминки, но он вежливо отказался, хотя язык не повернулся назвать настоящую причину своего ухода; но на следующий день он с горечью подумал, что лучше бы продолжил поминать, чем попал на этот Новогодний праздник.

Во вторник утром Вадим на работу не пошел. Накануне, в течение праздника приехавший на фирму Корнеев (он редко бывал в этом офисе) постоянно поддевал его по поводу оранжевых настроений. Ему было известно о газетных статьях и о революционной активности Вадима, и чем больше выпивалось водки, тем сильнее обострялись претензии. Поначалу Вадим отшучивался, пытаясь перевести разговор с политической темы на новогоднюю, при любой возможности выходил в холл потанцевать и поучаствовать в конкурсах, чтобы своим присутствием не провоцировать хмелеющего руководителя, но как только возвращался за стол, снова становился центром Корнеевских колкостей. И после очередного тоста тот вдруг заявил, что Вадим не имел права, не посоветовавшись с ним, принимать каких-либо политических решений, тем более писать статьи в газету.

— Евгений Николаевич, разве я должен спрашивать разрешения на свой политический выбор?

— Конечно, ты же у меня работаешь!

Это было то заявление, предполагая которое Вадим ни разу с марта месяца не поднял вопрос о своем официальном трудоустройстве. Он знал, что Корнеев, привыкший руководить, не станет прислушиваться к его личному мнению. Он догадывался, что хозяин фирмы вряд ли разделяет его политические симпатии. Он никогда не собирался дискутировать с ним на эту тему, но получилось так, что этот разговор все же состоялся, и состоялся на глазах у всего коллектива. Вадим был загнан в угол последним заявлением Корнеева, и ему пришлось принимать бой.

— Если Вы припомните, Евгений Николаевич, я не получал на фирме зарплату и у Вас тоже не брал денег!

— Но ты сидишь в моем офисе, где все мое, и столы, и телефоны! — раздраженно заметил Корнеев.

— Да, это так, но это не может влиять на политические симпатии. И я не могу понять, почему Вас так раздражает мой выбор. Вы читали мои статьи?

— Нет, и не собираюсь! Ты ничего не знаешь о тех, кого поддерживаешь! Ты понятия не имеешь о Денисове, который станет губернатором в случае вашей победы!

— Так расскажите мне! Может, я напишу еще что-нибудь интересное.

— Не собираюсь я ничего тебе рассказывать!

— Это Ваше право.

Вадим заметил вскипевшую в Корнееве ярость, спровоцированную немыслимой дерзостью какого-то пацана, и понял, что ему никогда не простят этих слов, сказанных при всем коллективе, с неохотой наблюдавшем за развитием событий.

Вадим ясно осознал, что ему не стоит более появляться в офисе Корнеева, и особенно пожалел о своей несдержанности утром, когда отрезвел. Тяжелый осадок остался на душе от того, что подобные споры могут возникать только под воздействием спиртного, и если бы они или хотя бы он не был пьян, то этого разговора легко можно было избежать, а следовательно, и всех последствий, с ним связанных. Вадима очень тревожило — не отразится ли вчерашняя ссора с Корнеевым на его друге.

Саша позвонил уже после обеда и пригласил Вадима съездить вместе в автомастерскую. Когда они сели в машину, Вадим спросил, не навредил ли он ему вчерашним своим спором и сказал, что не будет больше приходить в офис.

— Да, Корнеева сильно задело, когда ты сказал о деньгах, тем более при всех.

— Не я начал этот разговор. Ты видел, что он весь вечер цеплял меня, и я несколько раз переводил все в шутки и тосты. Если бы он хотел нормально со мной поговорить, то мог бы сделать это с глазу на глаз в кабинете. Он сам не стеснялся коллектива, насмехаясь над моим оранжевым выбором, а я не смог промолчать. Хотя, конечно, если бы я был трезв, то вообще не стал бы с ним спорить, а предложил перенести эту беседу назавтра. Но, что сказано — то сказано! Теперь мне только остается собрать в офисе свои бумаги и вещи.

— Ничего, сделаем офис у тебя дома. Телефон есть, купим завтра компьютер, и будешь работать на диване.

— Да, только чем я буду заниматься?

— Придумаем что-нибудь.