Аннонимные собеседники

Знаешь, Лола, у латиноамериканцев есть хорошее слово для обозначения мужчины. Мачо. Это гордость, честь, за все платить, не прощать обид, женщина – это так, между прочим; обладание ею поднимает мачо в его же глазах, это ближе к власти, чем к сексу. Правда ли, что я такой? Не знаю, наверно, нет. Раньше просто не задумывался. Любая схема неточна, ограниченна. Но в чем-то я такой, это есть во мне. Это есть в любом мужчине, по духу он насильник, самец. Таким был отец. Я похож на него; наверное, люди думают, что и я такой. Но я не такой. Могу признаться в этом только тебе, Лола, анонимная собеседница, и еще себе самому. Мне кажется теперь, что прожил не свою жизнь, я другой. Может быть, с кем-то поменялся судьбой, как Принц и Нищий, раньше об этом не задумывался. А сейчас? Я по-прежнему в колее, уже по самые ноздри. Бросить это все не могу. Не потому только, что тысячи людей завязаны, тут скорее инерция движения. И еще, это, может быть, главное, память об отце. Я ведь всю жизнь вынужден был поступать так, чтобы он мною гордился. Привык.

* * *

Когда мужчина положил трубку на рычаг, в соседнем подъезде в квартире на четвертом этаже автоматически отключился магнитофон.

Нина Васильевна занимала эту квартиру вначале вдвоем с дочерью, потом в течение уже многих лет одна. Муж давно умер, дочь вышла замуж, сейчас живет в Киеве, в столице другой страны.

В ее небогатую событиями жизнь молодой веселый оперативник с Петровки ворвался как романтический герой. Она, конечно, не сразу впустила его, изучила как следует красную книжечку, даже записала фамилию. Павел, так его звали, поначалу расспросил, обо всех соседях, кого она знает. Долго же пришлось ему слушать, она-то всех в своем подъезде знает. Нина Васильевна догадалась, что его интересует кто-то определенный, но прямо спросить он не решается.

Через день Павел заявился снова, принес вафельный тортик. Вместе посмотрели они «Санта-Барбару», выпили чаю. Нина Васильевна с радостью согласилась помочь милиции. Спасибо за доверие. Она, если надо, могла бы и посмотреть за кем-нибудь, хоть из окошка. Но, выяснилось, не надо. Магнитофон у нее Павел оставил – ничего не трогать, не выключать. И пошла писать автоматика. А Паша стал наведываться, кассеты менять. Заходит-то все с гостинцами, чаек, тары-бары. Нина Васильевна понимает, что это одни реверансы, охота ли ему со старой волчицей чай пить. И опять же, конспирация – а вдруг в этот самый час кто из соседок нагрянет, увидят его, и что им скажешь? А мы чего-нибудь наврем, смеется Паша. И сверкает своими белыми ровными зубами.

3

9 июня 1998 года, вторник

Шурик Шевчук, как только прослышал про излучение радиотелефона, сразу же купил удлинитель. Вставляешь в ухо фиговинку, а «Эриксона» подальше от головы – и никакого тебе опасного излучения. А звонят Шурику всю дорогу! Все встречи ведь на нем: телевидение, пресса, просители, избиратели, прихлебатели, холуи всякие, все на нем. Голову надо беречь. Вас ждут великие дела, граф! Сегодня он третий человек в Команде, а кое в чем, можно сказать, и второй, считая самого В. П. Тузкова!

Полный достоинства мраморный подъезд с вывеской «Общее дело» хорошо известен в Москве, да и во всей стране – ведь его так часто показывают в телерепортажах. Припарковав свой неновый «Пежо» у подъезда, облепленного дорогими машинами, Шевчук отмечает скромный облик своего автомобиля, просто отмечает про себя, не более того. Он без напряжения мог бы купить себе «Ягуар». Любое, скажем, интервью с В.П. стоит и десять, и пятнадцать тысяч долларов. Не говоря уже о других денежных делишках, которые проходят через Шурика. Но ему не нужна шикарная машина. Пока не нужна.

Совещание назначено на 11.00. Сейчас все подтянутся, у них не принято опаздывать. Чудовский завел военную дисциплину. Что будет, если опоздать? Накажут? Смешно как-то. Но пока еще никто не опаздывал.

Через залитый солнцем вестибюль перемещает свое крупное тело Ольга Федоровна Прокопчик, специалист по наговорам и дурному сглазу, важный человек в Команде. В какой-то удобный момент Шурик поинтересовался, верит ли сам В.П. во всякую хиромантию и другую продукцию мадам Прокопчик. «Не знаю, – добродушно рассмеялся тогда В.П., – хотя, говорят, эти штуки помогают и тем, кто не верит!»

Шевчук не верит. Но надо признаться, если говорить о судьбе, то в этом что-то есть. Возможно, какие-то провидцы способны проникать в высший замысел. Только не госпожа Прокопчик, она-то уж точно не способна!

Ощущение судьбы может возникнуть вдруг, ни с чего. Шурик уверен, что сегодняшний день для него очень важен, что-то случится, пока неясно, что именно, но это ощущение чего-то важного и, пожалуй, опасного сидит в нем с самого утра.