Аномалии.INFERNO

Высокий, решив избежать ненужных вопросов, сразу же полез в портфель и достал из него найденный в заброшенном здании машинописный экземпляр какой-то научной работы. Он молча передал ее в руки Малдеровичу, а его друг в это же время пояснил:

— Мы там только вот это взяли, думали, что никому оно не надо… — Малдерович строго посмотрел на обоих, раздумывая о том, стоит ли допрашивать этих ребят. Но его внутреннее чутье подсказывало ему, что это не более чем любопытные искатели острых ощущений.

Малдерович взял в руки таинственную рукопись и сказал ребятам: «Ладно, идите», — и сел в машину, предполагая там ее изучить, а потом и посетить загадочное здание, если бы в этом появилась надобность.

Доктор, краем глаза наблюдавший за всем происходящим, тоже обратил внимание на рукопись, когда агент уселся в машину.

— Гурский… — произнес доктор. Глаза его словно загорелись, когда он узрел стопку полусгнившей бумаги, на титульном листе которой было выведено мелкими буквами Ф. И. О. автора. — Дай-ка мне эту работу…

Малдерович молча передал стопку доктору. Тот принялся перелистывать лист за листом, бегло читая отпечатанные некогда предложения, кишащие научными терминами.

— Та самая работа, о которой он все говорил, но никто ее в глаза не видел, — восхищенно сказал доктор и, понимая, что Малдерович, явно, не догадывается, о чем он ведет речь, решил пояснить: — Когда-то я под его руководством работал студентом в этом самом здании. Гурский тогда был уважаемым человеком лет на десять старше меня. Работал вроде на военку, занимался фундаментальными исследованиями вопросов кибернезации человеческого мозга. Он уже тогда изучал эмуляцию кортекса[11] программными методами. Но потом, насколько я знаю, ученый пришел к выводу, что наиболее приемлемым материалом для имплантации и стимуляции работы мозга являются собаки. Перерезал этих несчастных дворняжек несколько сотен. Его еще называли тогда в шутку «минским Павловым». А потом его в конце восьмидесятых внезапно уволили, и эту его неопубликованную работу по исследованиям головного мозга так никто и не увидел. И вот она теперь здесь, у нас в руках!

Малдерович с интересом слушал откровения доктора, и почему-то у него сейчас складывалось ощущение, что эти странные люди в капюшонах, о которых говорил Витя «Ишак» и которых он сам наблюдал непосредственно, искали что-то, связанное с этим загадочным ученым. Сейчас уже было поздно спрашивать, когда конкретно сквоттеры переехали из заброшенного здания НИИ в «объект двадцать один», но, судя по признакам заражения, это случилось относительно недавно.

— А где сейчас этот человек? — спросил Малдерович, надеясь получить очередную зацепку.

— Не знаю. Пропал, как уволили. Никто его не видел. Лет десять назад кто-то, помнится, говорил, что видел бомжа, отдаленно на него похожего. Хотя я не считаю, что Гурский до такого образа жизни дошел. Скорее всего, после развала свалил в Европу или США и прекрасно там себя чувствует. Хотя с его бесчеловечным нравом…

— В смысле, бесчеловечным? — перебил врача Малдерович.

— Если бы вы не были сотрудником комитета, я, быть может, промолчал бы. Хотя думаю, многие из старожил в погонах были осведомлены об опытах над людьми, которые ставил Эдуард Львович. Обычно над всякими диссидентами, которые якобы признавались невменяемыми. Он их всех называл человеческим материалом или дровами. Можно, я возьму себе эту работу, а потом свяжусь с вами? — спросил доктор, который не хотел упустить редчайшую возможность знакомства с фундаментальным трудом.

— Возьмите, конечно, — ответил Малдерович. — Да и, кстати, где вы живете? Я закину вас домой, а сюда нужно вызвать группу спецов…

Доктор назвал адрес, а тем временем Малдерович по мобильному телефону звонил в комитет с целью вызвать криминалистов. Они должны первыми найти загадочного ученого с бесчеловечным разумом, пока этого не сделали последователи странного культа.

28

Женя сидела в вагоне электрички. Как ни странно, он был почти что пустой. Обычно пассажиры электрички напоминали собой классовый срез общества: пенсионеры, студенты и бомжи использовали исключительно этот вид транспорта как наиболее доступный. Степан Аркадьевич сел вместе с Женей где-то в середине вагона. Несмотря на наличие свободных мест, к ним подсела бабушка в косынке, которая, даже не разглядев своих попутчиков, сразу уставилась в окно движущегося поезда.

Большинство жестких сидений, обитых черным рваным дерматином, отлично сочетались с мутными оконными стеклами и темным полом, устланным чем-то наподобие линолеума. Как только Женя пыталась смотреть бабушке в лицо, перед ее глазами вспыхивали картины, которые больше напоминали какие-то пророческие видения, нежели всплески юношеской фантазии. Поезд тронулся, мимо едущих проносились пейзажи выкрашенных в белую краску заборов с непонятными граффити. Иногда виднелись одинокие бизнес-центры в стиле хай-тек. Эти строения еще не укоренились в панораме белорусской столицы и выглядели, скорее, изгоями.