Аномалии личности

В начале первой главы мы уже приводили типичные ответы на этот вопрос, согласно которым норма понимается лишь как отсутствие или слабая, не мешающая социальной адаптации выраженность болезненных явлений, их относительная скомпенсированность. Патология при этом часто рассматривается как увеличительное стекло, сквозь которое становится явно заметным, гипертрофированным и потому легко обозримым скрытое от нас в норме. В этом плане можно сослаться еще на Гарвея, который писал: "Нигде так явно не открываются тайны природы, как там, где она отклоняется от проторенных дорог". Однако сама констатация отклонения подразумевает некое понимание меры, эталона, относительно которого оно произошло, поэтому, постулируя изучение аномалий как исходный момент, мы тем самым неизбежно (а вовсе не вследствие частных заблуждений) приходим к пониманию нормы как отсутствия недостатков, но не присутствия некоего достоинства со всей уже отмеченной ранее методологической ограниченностью этого взгляда.

Другой, принципиально иной путь требует в качестве первого необходимого шага создания развернутого, методологически обоснованного, позитивного представления об общем, нормальном развитии, его принципах, закономерностях, отталкиваясь от которых появляется реальная возможность судить об аномалиях, отклонениях от этого развития. Надо ли говорить после всего сказанного, что мы отдаем решительное предпочтение данному подходу. Если образно представить теорию как зеркало, призванное отражать мир, то, на наш взгляд, аномалии должны видеться, познаваться, исследоваться через отражение их в ориентированной на позитивное представление о норме теории и рассматриваться тем самым как собственно отклонения, искривления развития, нежели принимать за должное обратную позицию, столь свойственную пока современной психологии,— судить о норме на основании ее отражения в искривленных зеркалах ориентированных на патологию теорий [31].

2. ГИПОТЕЗА ОБ УРОВНЯХ ПСИХИЧЕСКОГО ЗДОРОВЬЯ

В контексте нашего изложения сказанное выше должно означать, что предстоит продолжить движение от абстрактного к конкретному, начатое в первой главе, с тем чтобы данное там общее представление о личности по возможности довести, конкретизировать до развернутой психологической концепции [32].

Напомним, что в этом общем представлении личность рассматривалась как способ организации, инструмент, орудие присвоения человеческой сущности. Этим мы как бы подтверждали, экстраполировали идущее в отечественной психологии от Л. С. Выготского понимание человека как существа производящего, строящего орудия и инструменты своего развития. Причем орудия эти могут быть не только внешними, вещными, конкретно представленными — лопата, топор, станок, ЭВМ, но и внутренними, психологическими — способ мышления, специальные приемы запоминания, воображение, построение образа, использование знака и т. п.

Следующим шагом в этом направлении должно было стать понимание развитых внутренних психологических орудий не только как средств решения возникающих перед индивидом задач, но и как особого рода "психологических органов", в функции которых входит относительно самостоятельное продуцирование самих задач, обеспечение и закрепление определенных, достаточно единообразных способов их решения, взаимодействие с другими подобными "психологическими органами" и т. п. Ценной аналогией здесь служит представление о "функциональных органах" [33], которые возникают, складываются в нервной системе в единое целое прижизненно, в тесной зависимости от конкретных внешних условий и обстоятельств, и затем начинают функционировать с той же устойчивостью, что и морфологически наследственно обусловленные органы. "Органом,— писал А. А. Ухтомский,— может быть всякое временное сочетание сил, способное осуществить определенное достижение" ^8.. Эта, безусловно, важнейшая гипотеза была направлена по преимуществу в сторону высшей физиологии и не касалась сути психологических проблем. Лишь в трудах А. Н. Леонтьева, А. В. Запорожца, а в последнее время В. П. Зинченко и его сотрудников гипотеза получила развитие применительно к ряду областей психологии и стало возможным говорить об отдельных психологических структурах (мышления, памяти, действия) не только как о психологических орудиях, но и как о психологических органах.