Аномалии личности. Психологический подход

Конечно, для психолога вовсе не обязательно изучение биохимических или анатомических основ болезни (хотя, вероятно, и желательно)[121]. Но совершенно необходимы знание и учет тех условий, которые могут непосредственно влиять на протекание психических процессов. А это прежде всего высшая физиология, которая обеспечивает работу психического аппарата, обусловливая инертность или подвижность, уравновешенность или неустойчивость, силу или слабость нервной системы и другие показатели внутренней нейрофизиологической, психофизиологической организации актов психической деятельности. Поэтому мы обозначили в качестве первого уровня, требующего учета в психологическом анализе, именно уровень психофизиологический, а не уровень, скажем, организма вообще. Организм в свою очередь – сложная, многоуровневая система, в которой далеко не все имеет непосредственное касательство к обеспечению психических процессов. Так, организм может быть болезненно изменен на тонком биохимическом уровне, в нем достаточно долгое время могут зреть и развиваться злокачественные явления, однако до поры, пока они существенно не затронут психофизиологические процессы, это не будет сказываться на психическом отражении[122]. Поэтому для психолога оперативно важны не все знания об организме, не вся область физиологии, а лишь та ее часть, которая непосредственно влияет на функционирование психического аппарата. Так, невралгия тройничного нерва иногда сопровождается значительными изменениями психического облика – человек перестает интересоваться окружающим, замыкается в себе и т. д. Для исследования психологической природы этих изменений не обязательно подробно знать анатомическое строение тройничного нерва или особенности нервного импульса, но необходимо постоянно учитывать, что психика, личность человека, страдающего этой невралгией, формируются в условиях непрерывного ожидания острой психофизиологической реакции – приступов боли, которая иногда настолько резка и нестерпима, что «лишь уверенность в окончании приступа примиряет больного с жизнью»[123].

Изменить биологические условия болезни – задача не психологическая, а медицинская. Но есть и другая важнейшая задача, разрешение которой имеет поистине общечеловеческое значение, – социальная адаптация больного, приобщение его к полноценной жизни. И разработка этой проблемы немыслима без широких психологических исследований, ведь человек не просто пассивно приспосабливается к биологическим условиям болезни, которые, подобно жесткому клише, единообразно оттискивают его психический облик, но способен компенсировать, преодолевать их, строить, творить себя даже в стесненных условиях. Мы, правда, с детства прочно затвердили, что «в здоровом теле – здоровый дух», а следовательно, в теле больном и дух болен, но реальность учит другому – тому, что помимо этих вариантов (которые, согласно изложенной в предыдущем параграфе типологии (см. схему 2.1), занимают позиции 1 и 8) есть еще два, и тоже достаточно типичных, иллюстрации к которым легко подберет из своего опыта не только профессиональный психолог, но и любой психолог-любитель, любой внимательный наблюдатель жизни. Эти варианты (в нашей типологии они значатся под номерами 7 и 2) суть следующие: во вполне здоровом теле может бытовать дух упадка и разложения, и, напротив, духовное здоровье и ясность сочетаться с тяжкими недугами тела. Распространенность последних двух вариантов и дала, видимо, повод к появлению следующего четверостишия И. Иртеньева, построенного как оппозиция затасканной латинской пословице:

В здоровом теле —
Здоровый дух,
На самом деле —
Одно из двух[124]

.

Что касается профессиональных свидетельств существования вариантов соотношения биологической и социальной полноценности, то сошлемся, например, на мнение столь опытного клинического психолога, как В. Н. Мясищев. «…Могут быть выделены, – писал он, – четыре основных типа: 1) тип социально и биологически полноценный; 2) социально полноценный при биологической неполноценности; 3) биологически полноценный, а социально неполноценный и 4) социально и биологически неполноценный»[125].

Впрочем, пора и латинян реабилитировать. Слова, ставшие пословицей, взяты из «Сатир» Ювенала, а именно стиха «orandum est ut sit mens sana in corpore sano», который был направлен тогда против одностороннего увлечения телесными упражнениями, то есть фактически имел иной (если не обратный) последующему употреблению смысл. Стих переводится как «молитесь (надо молиться), чтобы ум (дух) был здоровым в здоровом теле»[126]. Речь шла, таким образом, об уповании, труде, усилиях, благодати, необходимых для достижения гармонии, а вовсе не о прямой зависимости духа от здоровья тела. Не вина Ювенала, что осталась в культурной памяти большинства лишь «mens sana in corpore sano» без столь важного смыслового контекста.