Сказано это было по-дагестански, потому что родные слова во время бега произносились легче и не так сильно, как показалось эмиру, сбивали дыхание. На родном языке даже думается всегда быстрее, это истина известная.
Прибавило сил и то, что Даниялов как человек по природе своей горный прекрасно понимал, где прокладываются в горах дороги – или на склоне, или в долинах. Следовательно, подъемов при беге больше не будет, и, вполне возможно, будет даже спуск. А с горы спускаться после такой дистанции, что группа преодолела, будет просто в удовольствие.
В этом Абдул-Межид оказался прав. Дальше путь пролег на другую сторону горы, при пологом, не утомительном спуске. Здесь уже не следовало ноги напрягать, чтобы тело поднять выше, здесь, наоборот, требовалось только ноги переставлять быстрее, чтобы не упасть. А физически это намного легче.
Ночь была не слишком темной. Небо над головой висело звездное. Луна пусть и не выкатилась высоко над головой, но даже откуда-то сбоку светила ясно и чисто. И это естественное освещение позволяло смотреть под ноги без напряжения. Тем более что лес на противоположном склоне горы снова стал редким, и даже более редким, чем был при подъеме в гору. А приближение к цели придавало дополнительные силы.
Скоро под луной стало видно и дорогу, на которую группа выходила под острым углом. Видно ее было еще сверху, еще предстояло спуститься до нее, но этот последний отрезок пути преодолели так легко, словно и не было предварительного тяжелого участка. Все чувствовали, что скоро можно будет отдохнуть.
К удивлению Грицко, отдыхать пришлось долго. Проводник много раз уже на часы посмотрел. И мимо них несколько машин прошло в одну и в другую сторону. Грицко только отмечал:
– Наши возвращаются…
– Опять наши… Куда же в ночь поехали? Или порожняком? Растрясут ведь…
– Москали погнали. Этих пусть трясут… В прошлом месяце вытрясли целый рефрижератор сала. Я как раз в Польше был. И мне досталось. Я, правда, копченое не очень люблю, а там только копченое было. Поляки солить хорошо не умеют, они больше коптят…
Но время шло, а машины, которую ждал проводник, все не было.
– Непорядок, – вздохнул наконец Грицко и вытащил мобильник.
Он разговаривал опять на непонятном Абдул-Межиду языке, но в этот раз можно было уловить слова, похожие на русские, и эмир сделал вывод, что Грицко говорит по-украински. Но с тем западно-украинским акцентом, который даже восточные украинцы не всегда могут понять.
– Что-то случилось? – спросил Абдул-Межид, когда Грицко убрал трубку.
– Случилось. Только никто не знает что. Колесо, может, проколол, может, и что похуже.
– А как выяснить?
– Выясняют. В любом случае до рассвета нам пролежать не дадут. Другую машину пришлют. На съедение польским погранцам не бросят.
Эмир стоял перед проводником и не отходил, не удовлетворившись ответом. Если раньше Грицко был уверен в себе и выглядел даже легкомысленным, то теперь он казался озабоченным и уже не хвастал своими связями и возможностями.
– Что ты хочешь? – спросил проводник, чувствуя тяжесть взгляда эмира.
– Расскажи, что случилось.
– Никто не знает, что случилось. Микроавтобус нам выделили, как и договаривались. Он сначала должен был парней отвезти к проходящей машине. Притормозить груз хотели. Водила, москаль поганый, платить отказался. Таких всегда тормозят. Потом заставляют груз выкупать. Поехали. С грузовиком, чтобы груз перекинуть. И пропали. Мобилы не отвечают. Пока все.
Грицко говорил даже со злостью, но злость эта была направлена вовсе не на Даниялова, как видел эмир, а на ситуацию. Ему самому такие ситуации не нравились. Если уж выделили машину, то должны были выделять ее на одно дело, а не хвататься сразу за несколько. Машина, как и услуги проводника, как и услуги всех его помощников по эту сторону границы, все оплачено не по самой низкой цене. Если получили деньги, значит, должны их честно отрабатывать, а то ведь за это и спросить недолго.
– Что будем делать? – спросил эмир.
Грицко не ответил, потому что в кармане у него едва слышной мелодией напомнил о себе мобильник. Мелодия была, как понял эмир Даниялов, национальная, украинская, и очень развеселая, может быть, даже плясовая. Проводник ответил сразу и беседовал недолго.
– Что? – дождавшись окончания разговора, спросил Абдул-Межид.
– Все нормально. Другую машину послали. Правда, простой грузовик. Кузов сиденьями не оборудован. Будем так сидеть, на полу. Или лежать. Кому как больше нравится.
– А что с первой машиной?
– Ищут. Пропала. Две машины пропали. Вместе с людьми. С серьезными парнями, которых на арапа не возьмешь. Они сами кому угодно глотку перегрызут.
– И пропали?
– И пропали. Вместе с оружием. Все вооружены были. Значит, кто-то был вооружен лучше.
– Кто это может быть? Есть у них серьезные враги?
– Тебя-то это как может касаться?
– Может, – сказал Даниялов. – Может касаться, а может и не касаться. Я не знаю.
– Каким образом?
– Если кто-то проведал о нашей поездке, нам могут постараться помешать.
– Кто?