Аномалия

Я подошел и принялся снова разглядывать рисунки. И понял, что Молли права. Еще в прошлый раз я обратил внимание на то, что каждый квадрат состоит из четырех-шести символов. Всего таких символов я насчитал около сорока: были среди них и простые геометрические фигуры, и снопы колосьев, и овалы с шестью исходящими от них лучами – я еще подумал, что это изображения солнца или какого-нибудь священного жука. Но если тогда все это казалось мне системой повторяющихся картинок – так уж устроено человеческое сознание: при первом взгляде на нечто подобное мы начинаем выискивать одинаковые образы, дабы было на что опереться, – то теперь я ясно видел, что каждый из сотни квадратов абсолютно уникален.

– Хм.

– Здесь пятно.

На отполированной поверхности темнела какая-то бурая клякса.

– Это кровь. У Джеммы рана на руке кровоточила.

– Нолан, так что это вообще такое?

– Не знаю. Словарь. Миф о Сотворении мира. Опись имущества. Ученые разберутся.

– При условии, что они вообще когда-нибудь это увидят.

Я и сам сомневался в реальности подобной перспективы, но признаваться в этом не стал.

– Обязательно увидят, Молл.

– Нолан, а как мы отсюда выберемся?

– Завтра утром Фезер снова проверит, вернулся ли Дилан. Если нет… Мы обсудили с ней возможный план действий: ждать его весь день или проплыть вниз по реке до места, где был разбит лагерь. Она согласна на оба варианта.

– Но куда, черт побери, мог подеваться Дилан?

Эта девушка, в мокром нижнем белье, с дрожащим от обиды и возмущения голосом, меньше всего напоминала сейчас непробиваемую Мамочку Молл.

– Ну, он ведь отправился на поиски еды. Наверное, попросту не рассчитал время. Или не справился с плотом, потому что начался шторм. Может быть, прямо сейчас, пока мы разговариваем, он успешно решает эти проблемы и завтра ни свет ни заря уже будет на месте, после чего наше положение начнет стремительно улучшаться.

Она посмотрела на меня с надеждой:

– Ты и правда так думаешь?

– Ты ведь его видела, Молл: у парня необъятное «эго», а значит, имеются амбиции и чувство собственного достоинства, которые не позволят ему позорно сбежать.

– Хорошо, кабы так.

– Молли, да что с тобой? Ты, разумеется, не обязана ничего объяснять, но если хочешь поделиться – я готов.

Взгляд Молли скользнул по картинкам; она оттолкнулась от камня и побрела к краю платформы. Там она уселась, поджав колени к подбородку и обхватив их руками.

Я устроился неподалеку и вынул из пачки сигарету. Осталось еще одиннадцать штук. Справедливо рассудив, что зажигалку стоит поберечь, я чиркнул спичкой и только сейчас обратил внимание на спичечный коробок. Он был из бара в Санта-Монике, где мы с Кристи провели тот достопамятный вечер, когда я решил поставить крест на киноиндустрии. Владелец бара был невероятным ретроградом, то есть вел непримиримую борьбу с прогрессом в любой его форме. Именно по этой причине в течение многих лет после того, как в Лос-Анджелесе ввели запрет на курение в общественных местах, он упрямо продолжал заказывать для своего бара фирменные спички. Наверное, посетителей, которым чуть за двадцать, этот факт порядком удивлял: зачем в баре, где нельзя курить, спички? Это все равно что вывесить меню в забегаловке, где не подают еду. Воистину, в повседневной реальности тоже есть место останкам давно отжившего прошлого.

Некоторое время мы сидели в тишине: я курил, Молли смотрела на воду.

– Понимаешь… – произнесла она наконец. – Даже не знаю, с чего начать. Я ведь даже к психотерапевту с этим ходила. Только не подумай, что со мной произошло нечто шокирующее и трагичное, что навсегда исковеркало мою судьбу. Вовсе нет.

– Значит, истории о мерзком дядюшке не будет? Какое облегчение.

– У меня просто замечательный дядюшка, – заявила Молл. – Он меня серфингу научил. Но вообще-то… без него тут и правда не обошлось. Хотя сам он об этом даже не догадывается. Короче говоря, как-то раз я проснулась посреди ночи. Мне было тогда семь лет.

Она замолкла и снова начала ритмично дышать: вдох-выдох, вдох-выдох.

А когда успокоилась, то поведала вот что.

Глава 27

– Обычно, если такое случалось, я просто засыпала снова, сама. Я к этому привыкла. К моменту, когда родилась я, родителям уже осточертело вскакивать среди ночи по первому писку моих братьев, поэтому на меня они махнули рукой. Однако в эту ночь что-то было не так. Что-то в доме, в целом мире… было не так.

Я выбралась из кроватки, намереваясь пойти в спальню родителей и попросить кого-нибудь из них меня убаюкать. На полпути я вспомнила, что отца дома нет: он уехал в Сан-Франциско. Но это было даже хорошо: мне нравилось, когда меня укладывала мама. В общем, я прошлепала в их спальню, встала у кровати с маминой стороны – и вдруг поняла, что мамы там нет.