Аномальная зона

Марципанову представилось вдруг некстати, как смотрят сейчас на эти разноцветные огни в глухих безлюдных местах какие-нибудь туристы-экстремалы, забредшие сюда невзначай, и наверняка склоняются к версии инопланетного происхождения этих загадочно парящих в небе, светящихся объектов…

Из караульного помещения, заслышав шум автомобиля, вышел самоохранник. Зековскую робу он сменил на мешковатую гимнастёрку без погон, но выглядел всё равно каторжанином. Пилотка без красной звёздочки (ни звёзды, ни воинские знаки различия самоохране не полагались) сидела поперёк его лысой башки. Пряжка ремня болталась на уровне ширинки. На плече, прикладом вверх, держа за ствол, он нёс, как дубину, однозарядную берданку. Неторопливо, вразвалочку, подошёл к машине, склонился к лобовому стеклу:

– Гы! Хто, блин, такие?

Подкидышев, хлопнув дверцей, встал перед ним:

– Начальник лагеря прибыл, твою мать! Как службу несёшь, недоумок?!

– А чё её, гы-гы, нести-то? – осклабился зек. – Пущай, блин, лежит. Не я клал, не мне поднимать… А охранять велено тех, кто по ту сторону забора. А про энту, где вы, ничё не сказано…

– Начкар где? – наседал на него телохранитель.

– А я, в натуре, знаю? Он с чекистами в посёлок подался. Вон, слышь, стрельба. Воюет с кем-то…

– А ты что ж? – полюбопытствовал, выбравшись из машины, Марципанов.

– Да нам, командир, ваши разборки без разницы. Велели забор сторожить – вот мы с пацанами и сторожим. Муха, бля, не проскочит!

– Молодцы! – похвалил Эдуард Аркадьевич. – А в лагерь меня пропустите?

– Дык… – зек поскрёб в задумчивости лысину под пилоткой. – Чё ж не пропустить-то? Валяй. У нас же, блин, система ниппель. Туда дуй, а оттуда…

– Открывай калитку, воин! Треплешься здесь! – прикрикнул на него раздражённо Подкидышев.

Зек, волоча берданку, вернулся на вахту, сел в свою сторожку и выдернул с грохотом запирающий входную дверь стальной штырь.

– Проходьте!

– Останься здесь! – приказал Марципанов телохранителю. – Один я с ними лучше договорюсь.

3

Жилзона в этот час не спала. Погружённый в непривычную тьму из-за отсутствия электричества лагерь роптал глухо. Толпа зеков, белея призрачно во мраке полосатыми бушлатами, кучковалась у бараков. Головы всех были повёрнуты в сторону посёлка, откуда неслась частая пальба и уже поднималось зарево первых пожаров.

Эдуард Аркадьевич быстрым шагом прошёл на плац, где обычно проводились общие построения заключённых, поднялся по крутой металлической лестнице на помост в центре. Выпитый второпях коньяк ударил в голову, и капитан, выхватив из кобуры пистолет, трижды выстрелил вверх, привлекая к себе внимание, крикнул:

– Граждане осуждённые! Я начальник лагеря Марципанов! Прошу подойти ко мне!

Зеки загудели, стадом потревоженных зебр качнулись к плацу. С внешней стороны забора самоохрана как раз запустила в небо очередную ракету, которая со змеиным шипением осветила зелёным пламенем Эдуарда Аркадьевича, бесстрашно стоящего в одиночестве перед надвигающейся на него толпой заключённых.

– Ба-а! Какие люди, и без охраны! – визгливо поприветствовал его кто-то.

Марципанов сунул пистолет в кобуру и звенящим от напряжения голосом продолжил с пафосом:

– Я, капитан Марципанов, пришёл дать вам волю!

Толпа молчала угрюмо и настороженно, никак не реагируя на сказанное.

– Вы, наверное, не поняли, друзья мои! – в отчаянье крикнул он, тушуясь перед тысячей насупленных, перекошенных, особо зловещих в загробном свете падающей ракеты физиономий каторжан. – Сегодня вечером я подписал указ о всеобщей амнистии всех заключённых лагеря! Вы свободны, друзья мои! Особлаг закрыт! Он больше не существует!

И опять плац ответил ему дружным молчанием. Прошла минута, нестерпимо длинная, за которую Эдуард Аркадьевич успел сперва пропотеть в своём шерстяном кителе, а потом замёрзнуть до дрожи на ледянистом октябрьском ветерке… И вдруг из толпы грянуло пушечным залпом, разрывая сумрак, так, что ракета погасла испуганно:

– Ур-р-ра-а-а-а!!!

Утерев лоб в холодной испарине, Марципанов нетерпеливо пережидал момент бурного ликования. Когда ор начал чуть-чуть стихать, а подброшенные высоко вверх полосатые кепки и шапки шлёпнулись на шишковатые, выскобленные до порезов и шрамов тупыми бритвами лысины заключённых, он продолжил надрывно:

– Но нашлись те, кто стремится не допустить этого, кто желал бы вечно содержать за колючей проволокой безвинных людей. И сейчас группа вооружённых мятежников, возглавляемая бериевским опричником, снятым мною с должности подполковником Иванютой, захватила штаб администрации лагеря. Они хотят уничтожить и мой приказ о всеобщей амнистии, и меня лично, а вас опять загнать в бараки, на лесоповал, в шахту, навечно приковать к тачке. Не бывать этому!

Толпа яростно взвыла:

– Смерть чекистам! Смерть Иванюте! Бей актив, режь сук!

– На волю! За ворота! – надрывая голосовые связки, вопил Марципанов, и, выхватив пистолет, указывал им на вахту. – Раздавим красно-коричневую гадину! Канделябрами её, канделябрами! За свободу! За общечеловеческие ценности! Вперёд!