Аномальная зона

– Золотая, – процедил сквозь зубы, пряча пистолет, Фролов. А потом, вновь принимая командование на себя, приказал: – Без паники. Пока совсем не стемнело, надо дровишек сухих для костра собрать. И насчёт пропитания побеспокоиться. У вас, товарищ писатель, я так предполагаю, этот гад патроны к ружью тоже стибрил?

Богомолов, ощупав карманы, покаянно кивнул.

– Значит, охота за мной, – продолжил милиционер. – Пуля, конечно, не дробь, но авось какая дичь попадётся! Вы, товарищ писатель, занимайтесь костром. А вы, журналист, обследуйте ту часть, – указал он рукой в сторону, – нашего необитаемого острова. Я пойду в противоположном направлении. Проведём рекогносцировку на местности. Только далеко не удаляйтесь!

Богомолов понуро принялся подбирать валежник. Студейкин, с сомнением посмотрев на пистолет капитана, который тот опять извлёк бережно и заботливо отёр рукавом стёганки, заявил вдруг с воодушевлением:

– К вашему сведению, друзья, именно собирательство, а не охота стало первым, древнейшим, занятием человечества! Прежде чем научиться убивать птиц, доисторические люди собирали яйца из гнёзд…

– Птичьи яйца… В сентябре… Это вы, товарищ следопыт, серьёзно? – с любопытством взглянул на журналиста Фролов.

– Я говорю «например», – взорвался негодованием тот. – Я лучше вас знаю, когда птицы в дикой природе высиживают птенцов! Но я, в отличие от вас, знаю ещё и о том, что в нашей стране насчитывается свыше двух тысяч растений, пригодных в пищу!

– Ага, только крестьянских огородов, судя по заявлению покинувшего нас егеря, ближе сотни километров отсюда не наблюдается, – с сожалением подметил нянчивший охапку веток, показавшихся ему сухими, писатель.

– Имеются в виду дикорастущие, годные к употреблению в пищу растения – кипятился Студейкин. – Например, сосна, которой здесь завались, может снабдить наш стол цветочными почками, молодыми побегами, шишками, витаминным настоем хвои. Чукчи, к вашему сведению, из листьев и молодых веточек ивы готовят одно из любимых блюд, которое заменяет этому народу хлеб. Для его приготовления набивают ивой мешки из тюленьих шкур и оставляют так киснуть в течение всего лета. Поздней осенью перекисшая масса замерзает, её режут ломтями и едят. Съедобны также стебли и корневища камыша…

– Хорошо, хорошо, – согласился, чтоб отвязаться, милиционер. – Грибов каких-нибудь поищи, корешков. Мы тебя заставим их первым поесть. Если хвоста не нарежешь – присоединимся…

Ещё до того, как ночь навалилась на болото, Богомолов услышал, как в отдалении щёлкнул сухо пистолетный выстрел. А ещё через четверть часа вернулся перемазанный грязью Фролов, волоча за длинные лапы мёртвую цаплю.

Писатель с сомнением посмотрел на неаппетитную, воняющую тиной птицу с вытянутой по-змеиному шеей.

– Сожрём, – буркнул капитан. – Мы, судя по всему, на острове. В той стороне, где я был, сплошные болота.

В это время сквозь кусты, запалённо дыша, продрался Студейкин.

– Прошёл метров сто, дальше пути нет – трясина. Вот, с голоду не умрём, – с гордостью вытряхнул он из рюкзака кучку грязных кореньев, зелёных стеблей и листьев.

Костерок трещал, дымил нещадно, сырые дрова горели плохо, но в котелке варилась, задрав красные лапы, цапля, приправленная толстыми, вроде спаржи, стеблями только журналисту известного растения.

Уже в кромешной тьме птицу из кипятка извлекли, разделили по-братски, а потом долго жевали жёсткое, отдающее рыбой и болотом, плохо проваренное мясо. Журналист отважно чавкал ещё и зелёными стеблями, заедал цаплю листьями, и Фролов, скептически глядя на него, изрёк пророчески:

– Пронесёт вас, гражданин следопыт, с этого подножного корма!

Студейкин улыбался упрямо, изображая восхищение вкусом горьких, как хина, стеблей, и шевелил между делом палочкой угольки костерка, в которых запекал ещё и старательно очищенные от грязи коренья.

– И всё-таки я не пойму, почему эта сволочь нас в топь завела и на погибель оставила? – задумчиво глядя на обглоданную дочиста бедренную косточку птицы, вздохнул Богомолов. – Что мы ему такого сделали?

– Вы – ничего, – оскалился, ковыряя в зубах веточкой, милиционер. – А я его, суку, накрыл. Думал, он по мелочи шакалит. Да, видать, дельце у этого егеря широко поставлено, раз он, не терзаясь совестью, нас троих в расход задумал пустить…

– Что за дельце? – напрягся писатель.

– Вот это… – Фролов залез в карман и вытянул оттуда перевязанный тесёмкой холщовый мешочек размером с кулак. – На-ка, глянь!

И бросил писателю. Тот подхватил на лету мешочек и тут же уронил – он оказался неожиданно тяжёл. Торопливо развязав горловину, Богомолов запустил туда пальцы и извлёк горсть коричневого крупнозернистого песка. В свете костра крупинки блеснули жёлтым.

– Золото? – удивлённо догадался писатель.

– Оно самое, мать его, – выругался, сплюнув, капитан. – Это я в избушке егеря, под половицей, нашёл. Ну и прихватил как вещдок. Наверняка, если в этой хате пошарить, ещё много чего интересного отыскать можно.

– Когда ж ты успел обыск у него учинить? – поинтересовался Богомолов.