Аномальная зона

– Какое ничтожество… И это ничтожество, этот слизняк собирался покуситься на самое святое… На последний оплот настоящего народовластия… На наш островок свободы, о который уже много лет разбиваются в бессильной ярости волны империалистического океана! Порой, друзья мои, – обратился он к сопровождающей его вохре, – я сам искренне удивляюсь нашему беспредельному терпению, нашей гуманности, проявляемой к подобным подонкам, – с омерзением указал мизинцем подполковник на оплывшего в путах, безумно вращающего красными от недосыпа и слёз глазами правозащитника. – Вот и на этот раз, как это ни противно моим убеждениям, а также святой памяти всех, отдавших жизни за свободу трудового народа… Слушай меня, мразь! – сузив от ненависти глаза, он в упор посмотрел на Эдуарда Аркадьевича, расстреляв его не пулей, так взглядом. – Радуйся! Мы помиловали тебя, сволочь! Мы – не вы, империалисты, усеявшие планету миллиардами безымянных могил пролетариев. Мы не какие-нибудь фашисты. Правда, Акимыч? – обратился он к одному из старичков. И тот, толкавший вчера кишку Марципанову в глотку, вытянул руки по швам, отрапортовал, преданно пожирая глазами начальство:

– Так точно, товарищ подполковник! Они, эти капиталистические гады, наших в застенках пытают, а мы их шпионов принудительно свежими куриными яйцами кормим!

– Вот слушай, подлец! – указал Марципанову на Акимыча подполковник. – Яйцо! Диетическая пища! Но мы его не ребёнку скормили, а тебе, твоей ненасытной утробе, шпионская морда!

Млея от дикой абсурдности происходящего, Эдуард Аркадьевич покаянно кивнул. Главное – расстреливать больше не будут, сообразил он.

– Так вот, – подполковник открыл картонную папочку, вынул из неё трепетавший на лёгком ветерке документ и, дальнозорко отставив на вытянутой руке от глаз, стал читать: – Приказ начальника Особлага о помиловании. Руководствуясь соображениями гуманности, принципами социалистической законности, приказываю: применить к гражданину Марципанову Э. А., осуждённому по статье 58 к смертной казни через расстрел, акт помилования. Заменив исключительную меру наказания каторжными работами на 25 лет с отбыванием срока в особлаге с последующим пожизненным поражением в правах и проживанием после освобождения по концу срока на вечном поселении на режимной территории особого лагеря. Подписал приказ о помиловании сам… – подполковник со значением указал пальцем наверх, – сам хозяин лагеря – полковник Марципанов… Э-э… а ты, твою мать, кто? – округлил он глаза на правозащитника. – Фамилия!

– М-марципанов. Эд-дуард А-а-аркадьевич, – заикаясь, отрекомендовался тот.

– Ничего не понимаю! – покрутил головой подполковник.

– Да что тут понимать, – подоспел ему на выручку майор. – Этот вражина специально присвоил фамилию и имя хозяина. Это вроде того, как наши зеки Ленина и Сталина на груди колют, дескать, мы в вождей стрелять не посмеем. А мы и не стреляем. Надо пустить гада в расход – бьём пулей в лоб. И этому диверсанту номер присвоим. Он через неделю в золотом забое не то что фальшивую фамилию – настоящее имя своё забудет.

Правозащитник, начав кое-что соображать, заволновался, задёргался в плотно спеленавших его верёвках:

– Т-товарищи офицеры… Я действительно Марципанов. У меня… э-э… при аресте паспорт изъяли. Там и фотография, и прописка указаны.

– Да не может быть у этой вражеской морды такой же фамилии, как у хозяина, – горячился майор.

– Это я у тебя должен спросить, может или не может! – побагровев от ярости, набросился на него подполковник. – Ты, майор, дознание проводил, ты обвинительное заключение для тройки готовил, а потом приказ о помиловании Хозяину на подпись носил! Ну ладно он, человек не в пример тебе занятой и не обратил внимания на фамилию арестованного. Но ты-то должен был ему на особые обстоятельства дела указать?! А если бы мы сейчас этого… гм-м-м… гражданина шлёпнули, а потом выяснилось, что фамилия у него – настоящая?!

Переждав, стоя по стойке смирно, майор, всё также держа руки по швам, строевым шагом приблизился к правозащитнику, спросил строго:

– Вы, гражданин Марципанов Э. А., знаете полковника Марципанова Э. С.?

– Ох, дурак, – обречённо вздохнул подполковник.

– Знаю, – признался правозащитник. – Так звали моего дедушку – Эдуард Сергеевич Марципанов.

– Ух ты… – посинев лицом, удушливо выдохнул майор, а потом, рванув на горле тугой воротник, вдруг рухнул, как расстрелянный, на утоптанный плац.

Подполковник склонился над ним, пощупал озабоченно пульс на запястье, почмокал в задумчивости губами, а потом изрёк:

– Обморок. А может, инфаркт! – И распорядился: – Развязать осуждённого!