Аномальная зона

Вообще, жизнь в лагере менялась стремительно. По приказу Марципанова, отменили локальные сектора в жилзоне, убрали загородки между бараками и бригадами и, самое главное, открыли постоянный проход между женским и мужским отделениями.

На женской половине по причине малочисленности обитавших там зечек начали вспыхивать то и дело драки и поножовщина. Патрули, набранные в основном из активистов и мужиков, едва успевали разнимать конфликтующих, решительно при этом орудуя выданными им в качестве оружия дубинками, напоминающими бейсбольные биты.

Была создана рота самоохраны, укомплектованная в основном суками и лагерными придурками. Они заступали в караул наравне с вохровцами, несли службу на вышках и в оцеплении на лесоповале. Их переодели в гимнастёрки без погон, выдали ватники защитного цвета, красные повязки на рукава и старые однозарядные берданки времён русско-турецкой войны, чудом сохранившиеся на оружейном складе.

И зеки, и чекисты тут же окрестили самоохранников полицаями, те тоже не оставались в долгу, дружно ненавидели как бывших товарищей по несчастью, так и вохровцев. И, несмотря на пьянство, слабую дисциплину, службу несли рьяно, в первые же дни укокошив двух человек, якобы за попытку бежать из-под стражи. Хотя, как доносила в оперчасть агентура, самоохранники сами спровоцировали побегушников, пообещав пропустить их за вознаграждение через запретку. В итоге и мзду получили, и премию от начальства, и побега не допустили.

– Ничего, – успокаивал Клямкина, которому после низложения Иванюты приходилось вникать и в оперативные дела, Марципанов, – таким образом мы воспитываем новый тип сотрудника, не отягощённого устаревшими стереотипами мышления, преданного нашему делу.

Запасы продовольствия таяли на глазах. В тайгу отрядили несколько охотничьих бригад – промышлять зверя. Чтобы уменьшить количество едоков, Марципанов приказал перевести на вольное поселение ещё сотню зеков. Те разбрелись по посёлку, пригрелись по хатам у одиноких бабёнок из вольных, пьянствовали, воровали, но есть уже не просили.

В поселковом клубе с утра до вечера ежедневно заседал постоянно действующий совет лагерных депутатов, состоящий из представителей вохровцев и вольнонаёмного персонала.

– Организация среди спецконтингента экологического движения «Кедр» идёт успешно, – докладывал замполит Клямкин. – Вовлечение заключённых в общественную жизнь позволило перенаправить их энергию в созидательное русло. Правда, есть и издержки. Четвёртая бригада отказалась рубить строевой лес, а мастера пилорамы на лесопилки нашли сегодня утром повешенным с надписью на груди «Губитель природы».

– Не надо бояться издержек, – убеждённо успокаивал депутатов капитан Марципанов. – Нас не испугают сложности переходного периода. Мы, большевики, всегда отличались решительностью. Надо сломать старый общественный уклад – значит, сломаем, не считаясь с жертвами. И здесь роль народных избранников, представителей масс, ваша, товарищи, необычайно важна!

– Эт точно, – степенно кивая, поддерживал его депутат Акимыч, а неразлучный с ним Трофимыч, тоже делегированный вохрой в совет, подхватывал:

– Опять же насчёт контроля. В прошлый раз мы с Акимычем пошли по вашему поручению продсклад ревизовать. Ну, как возится, раздавили там бутылочку на двоих. А закусить-то и нечем! Завскладом, вольнонаёмный Штыров, огурец нам солёный поднёс. Да ещё с плесенью. Нет чтобы, к примеру, тушёнки. Да и водка у него разведённая, совсем незабористая. Предлагаю его, как вредителя и воровскую морду, расстрелять. А завскладом поставить Акимыча. Он-то нас, народных избранников, завсегда встретит за милую душу. И водочки хорошей найдёт, и закусить чем. Уж чего-чего, а сальца или, к примеру, окорочок медвежий в любой час спроворит…

Как-то так само собой получилось, что демократические перемены совсем не коснулись рабсилов. В совет депутатов их никто не выбирал, в общественные движения по причине скудоумия не вовлекали. Они по-прежнему ломили на самых тяжёлых работах за лохань похлёбки и о наступивших преобразованиях в лагерном жизнеустройстве даже не подозревали. В шахте тоже решили пока все оставить по-прежнему: добыча золота должна была идти своим чередом.

Впрочем, не всем новая жизнь, получившая официальное название перековки, а зеками прозванная марципановской послабухой, пришлась по вкусу. И тёмной ночью на исходе октября в лагере разразился первый и последний политический кризис.

2

В самый глухой предутренний час Марципанова растолкал, грубо вытряхнув из сладких тенет сна, Подкидышев. Телохранитель, произведённый новым Хозяином из лейтенантов сразу в майоры с перспективой занять место Иванюты, хорошо понимал, кому обязан своим возвышением. А потому в ответ на заполошное: «Кто? Что?» зашептал жарко:

– Мятеж, товарищ капитан! Иванюта захватил штаб. Мой караул разоружён. Сейчас они выдвигаются к вашему дому…

– Сколько у них людей? – сбрасывая вместе с одеялом сонную одурь, спросил Эдуард Аркадьевич.