Аномальная зона

      Как оказалось, в анклаве Глухаревской аномалии уже несколько лет безвыездно проживал член Союза писателей Сергей Егорович Камышин. В период горбачевской перестройки, Камышин завоевал популярность как писатель гонимый коммунистической цензурой. Однако, несмотря на красивый слог и запоминающиеся образы, далеко не всем удавалось дочитать его романы до конца. Может потому, что его сюжеты были перенасыщены суровой правдой жизни. Еще древние греки знали, что высокая трагедия хоть на короткий миг приносит в душу зрителя очищение. Как в темную ночь проступают в бездонной мгле огоньки далеких миров. Но небо над мирами Камышина так плотно было затянуто облаками, что редкая звездочка могла пробиться сквозь эту завесу. Однако Сергей Егорович заигрывать с читателем не собирался. В результате его, как и многих других героев времен "перестройки", постигло забвение. Изданные книги еще лежали на прилавках, но читатель в основной массе уже переключился на женские детективы. Иллюзорная реальность, полная интриг и выдуманных приключений, почему-то лучше всего выходила из-под пера представительниц прекрасного пола. Книжечки в мягкой обложке помогали убить скуку в субботний вечер, скоротать время в метро, и хоть короткий промежуток забыть о своей собственной жизни, одновременно скучной и тяжелой.

    Немногочисленные поклонники серьезной литературы тоже не искали пророков среди современников. Умы их обратились на серебряный век, а то и дальше, к мыслителям античности и средневековья. Может потому, что за долгий период развития человечество уже успело высказать и обсудить все извечные проблемы, а текущие годились лишь для бойких газетных заголовков.

   "Но что же делать, если живешь ты здесь и сейчас, и хочешь что-то сказать миру?"

    Быть может, не одну бессонную ночь провел Камышин, задавая себе этот вопрос. Но все это осталось скрытым для человечества. Из горнила собственных переживаний и сомнений он вышел твердым как сталь, со страстным убеждением, что работать надо для вечности. Утверждение в целом неоспоримое. Но какой мерой оценить свой труд? Как понять, примет тебя вечность или вместе с "попсой" канешь в небытие? Но для Камышина таких проблем уже не существовало. В узком кругу созданного им литературного кружка он имел непререкаемый авторитет гения, а остальной мир был всего лишь фоном, на котором разворачивались сюжеты его романов.

    Камышину удавалось многое. Из разгромленной наступлением рынка армии отечественных литераторов он собрал вполне боеспособный отряд преданных соратников. Периодически Сергей Егорович привлекал к себе даже внимание прессы. Не удавалось только одно – обрести любовь массового читателя. Впрочем, в его литературном кружке эта проблема игнорировалась. Сообщество, созданное благодаря неукротимой энергии писателя, жило по своим законам, и своим индивидуальным маршрутом двигался в вечность. И постепенно в среде кружковцев стали происходить странные вещи. Первоначальный состав начал расширяться за счет появления новых членов, многие из которых необычайно походили на литературных героев Камышина. У образов созданных другими кружковцами тоже стали появляться реальные двойники. В сообществе даже сложилась иерархия. "Дети" Камышина занимали верхние ступени, за ними следовала пишущая братия, и уже в самом низу стояли созданные этой братией персонажи. А над всем этим странным построением восседал на недосягаемом пьедестале сам Сергей Егорович.

     По утверждению Семигорцева в данном случае проявился достаточно редкий тип локальной аномалии – "кружок по интересам". Не имея четкой пространственно-временной привязки, искажение психофизического фона наблюдается среди людей связанных какой-то общей идеей или тайной. Причем, " в миру" эти люди живут вполне нормальной жизнью, но как только дело касается их внутренних проблем, психофизическое пространство закручивается в аномальные вихри. В целом средний коэффициент Лантье в таких сообществах не превышал двадцати процентов. Но случай Камышинского литературного кружка был уникальным. Каким-то необъяснимым образом "большая аномалия" поглотила локальную.

     В одно ничем не примечательное для остального мира утро Камышин вместе с ближайшими соратниками и выводком литературных персонажей проснулся жителем Глухаревского анклава. Как состоялось переселение, никто толком не помнил. Со временем они просто заставили себя поверить, что живут здесь уже много лет и сознательно выбрали Глухаревку на роль литературной Мекки. И только порой смутные воспоминания о реальном мире рождали в душах кружковцев страх и тревогу. Депрессии и запои стали здесь делом обыденным, как грипп или ангина.