Аномальная зона

– Сорняки. Зато много и разных сортов. Есть совсем каких-то сортов неведомых.

– Пришельцы завезли.

– Не исключал бы такой версии, – упрямо мотнул головой тесть. Общая атмосфера веры в инопланетян на него действовала. – Жидкость в лесу, говорят, неведомая, ни в одной таблице Менделеева не записана.

– Жидкость исследовать можно. А есть какое-нибудь… производство? – сменил тему Семен.

– Последний трактор год назад утопили. Бабы – те еще зелень да картошку садят, а мужики только пьют. Молодежь вся разъехалась. Даже школу закрыли. А теперь еще свет за долга выключили.

– На что же живут? – поинтересовался Стрельцов. – На одной картошке долго не протянешь. Даже если с крапивой.

– А лес воруют. Напилят, гроши свои получат и опять пьют. А нынче перепугались. Пилить отказываются. Боятся зелененьких-то человечков.

– Ну почему именно зелененьких-то, папа? – задал Рогов вопрос, который волновал и бизнесмена Дорофеева. – Вы их видели? Почему не рыженьких, не голубых?

– Голубые в Космосе – это вряд ли, – твердо возразил Федор Ильич. – Если у них и есть такие, они бы к нам таких не запустили. Мы же в космос нормальных только… ну, сами понимаете.

– Есть версия, что наоборот. Они же там по несколько месяцев наедине на станции. С другой стороны, называют же Землю голубой планетой, – задумчиво протянул Семен.

– Ладно вам, – поморщился Стрельцов, не любивший глупых шуток. – Скажите лучше, Федор Ильич, милиция-то была?

– Приехал один на «Яве». Околоточный. В блокноте почиркал и укатил.

– И все?

– Ну, пока все. Обещал вернуться.

На центральной, так сказать, площади деревни Марс располагались три объекта: сарай с вывеской «Магазин», дверь которого была крест-накрест заколочена крепкими досками, пустой постамент, на котором ранее возвышался примерно-понятно-кто, а также родник, забранный в относительно новую металлическую трубу.

Очень пьяный мужик мыл в роднике ноги и сапог. Почему-то один. Второй, возможно, был уже пропит. Сапог постоянно падал в воду. Мужик с трудом выуживал его, хватаясь за трубу, чтобы не свалиться.

– Наш родник, – произнес Федор Ильич с неожиданной теплотой и гордостью. И протянул Рогову пластмассовую емкость, – Васек, набери с собой.

Пьяный мужик в очередной раз выловил сапог и посторонился:

– Ставь, не пужайся. На всех хватит.

Рогов осторожно подставил бутыль под струю.

– А что тут за ковбой у вас скачет? На крапчатой кобыле? – вспомнил Семен.

– А это Данила, – одобрительно отозвался тесть. – Хозяин трактира. Тот-то пашет. Даже виски на этой воде гонит. «Марсианское». Лучше импортного.

– Местное виски? – оживился Стрельцов. – И почем?

– Да не дороже водки!

– М-м… – Стрельцов подумал про себя, что надо прихватить с собой в Питер на пробу. Не вечно же трезвость продлится! И потом – праздники бывают всякие. Очередное звание, День знаний первого сентября, а там и Новый год не за горами. Но это он все про себя подумал, а вслух спросил: – А откуда это название – Марс?

– А черт его знает… – начал Федор Ильич, но недалеко отошедший пьяный мужик его перебил.

– К-как эт-то черт, к-как ч-черт. Я з-знаю… Вот т-тут Марс стоял… П-памятник…

Мужик широко махнул рукой в сторону пустого постамента, потерял равновесие. Упал и мгновенно захрапел.

– Кто тут стоял? – недоуменно глянул на постамент Семен. – Бог войны?

В озере вода оказалась не в пример чище, чем в заболоченной реке. Купались долго, с удовольствием. Теплынь, легчайший ветерок, песчаное дно, нежное. Едва начинающее вечереть небо – благодать!

Первым на берег вылез Вася Рогов. Тесть беседовал с длинноволосым молодым человеком: судя по тонким чертам лица и отсутствию запаха перегара, явно не местным. На плече у парня висел мольберт.

– А это Василий, – представил Федор Ильич мокрого Рогова. – Мой зять. Офицер милиции.

– Очень приятно, – незнакомец слегка поклонился и протянул руку. – Володя. Серебряков. Художник.

– Тоже наш, питерский, – встрял тесть.

– Случайно, не актуалист? – беззлобно, но с подозрением уточнил Рогов.

– А почему вы спрашиваете? – удивился Серебряков.

– По работе сталкивался, – буркнул Рогов.

Актуалистов он не жаловал. Это такая новая порода художников, которые не умеют рисовать или лепить, но зато хорошо обучены разным гадостям и пакостям. Один выставляет в музее заспиртованные трупы разрезанных пополам хомячков, второй просто живых голых девок, облитых краской, третий представляет из себя собаку: ходит на поводке, спит на полу, ест из миски. Это бы ладно, но он ведь еще и людей кусает. Еще один прямо на выставке иконы рубил, поганец. И существует весь этот сброд на стипендии каких-то сомнительных зарубежных фондов. За каждого убитого хомячка получает «грант» в размере квартальной зарплаты офицера-убойщика. Ясно, что Василий этих веселых человечков не слишком долюбливал.