– Не надо стрелять... – бледным шепотом отозвался Шафранов. – Если бросятся, тогда конечно... С духами в этой глуши шутки плохи, здесь природа любит тишину, нарушим – нам так аукнется...
– Ну почему же так страшно... – постукивала зубами Арлине. – Мне очень страшно... Когда меня похитили, мне не было так страшно, как сейчас...
Анюта подползла ко мне, обняла за локоть, уткнулась носом в плечо. Самый здравомыслящий поступок. Словно страус – зарыться головой в песок и ждать, пока опасность сама рассосется. Даже Степан не в шутку приумолк. Мялся на корме «одиноким пастухом», поеживался.
– Смотрите, в воде что-то есть... – испуганно сообщила Арлине и присела, вцепившись руками в край короба. Бодрое шуршание – и три ствола уставились в воду. Вода на плесе была спокойной, умеренно мутной. Мы всматривались в ее глубины до помутнения в глазах, но ничего не видели.
– Привиделось, сударыня? – пробормотал Шафранов.
– Нет, я точно что-то видела... Что-то большое, гладкое, блестящее – оно прошло почти рядом с нами...
– Рыба, – облегченно произнес Корович.
– Это не рыба... не бывает таких рыб...
– В Сибири, девушка, и не такие рыбы бывают. Ты здешних тайменей не видела. Эти рыбки тебя сжуют и даже не подавятся...
– Нет, это была не рыба, – упрямо твердила Арлине. – Оно блестело... оно было такое огромное...
– Подводная лодка, черт побери, – отшутился Шафранов. – «К-19», оставляющая вдов. Должны же местные боги и их духи-помощники на чем-то объезжать свои владения...
– А какая тут, интересно, глубина? – пробормотала из моей подмышки Анюта.
И все замолчали, давая волю фантазии. Фантазия, похоже, разыгралась: представлялось что-то черное, бездонное, напоенное мистическим содержанием и мистическими же обитателями, только и ждущими момента, чтобы затянуть нас в свои глубины. Малодушие прогрессировало. Я сделал знак Степану, чтобы держался поближе к берегу, и он проворно заработал шестом...
Напряжение отпустило, когда разъехались скалы, подпирающие небосвод, берега отпрянули, в низинах и седловинах зазеленел орешник. Мы начали расслабляться, обмениваться шутками, опустили оружие. Прошла чугунная тяжесть, заработали суставы. Течение стало убыстряться, и мы поплыли веселее. Оживился Степан, забегал по корме. А через несколько минут его, похоже, одолел творческий зуд. Давно не развлекался на свежем воздухе. Течение привычно вбегало в излучину. Он колотил шестом по воде, глуша мелкую рыбешку. Радостно смеялся, когда попадал... А тем временем мы неслись прямиком на скалу! Я поздно это обнаружил. Выпрыгнул из короба с матом-перематом, схватился за свободный шест, но Степан, оказывается, был начеку. Публика лишь нервно вздрогнула, женщины взвизгнули. Он мастерски взмахнул своей очередной «волшебной палочкой», погрузил ее в воду именно там, где нужно, и неуклюжая махина, не добравшись до скалы каких-то полметра, сменила направление. Степан осклабился:
– Испугались, смертнички?
– Степан, – завизжала Анюта, – твое девиантное поведение начинает напрягать!
– Какое поведение? – ошалел коротышка.
– Девиантное!
– Контуженный ты, блин, на всю голову, – высказался популярнее Корович.
– Ага, больной на все полушария, – добавил Шафранов.
– Убил бы придурка, – заключил я.
– Надеюсь, в хорошем смысле? – Коротышка подмигнул, и улыбочка расползлась по плоской физиономии от уха до уха, сделавшись такой уморительной, что все прыснули.
– Ладно, живи, – проворчал я. – Не станем тебя сегодня убивать.
– И спасем тебя тем самым от преждевременной гибели, – фыркнула Анюта. – Но учти, Степан, еще раз испугаешь, я тебя в воду сброшу. Ты меня знаешь, я девушка резкая. Понимаю, что тебе скучно. Но в следующий раз и тебе будет весело, и нам.
Степан вздохнул и отвернулся.
Местность вновь менялась. Зеленее она не стала, но скалы уже не висели над нами, как стены небоскребов в центре Манхэттена. Камень отступил, скалы громоздились террасами, напоминающими ложи в театре; чернели провалы пещер, каменные площадки плавно сползали в воду. Приходилось петлять между этими пологими выступами, чтобы не ткнуться в каменистую отмель. Я поднял голову. Птицы улетели. Хороший знак. Или... плохой? По курсу маячил скалистый остров – одиноко торчащая скала, похожая на сросшиеся указательный и средний пальцы. Степан свое лоцманское дело знал – сместился к левому берегу, чтобы протиснуться между «перстами» и грудой валунов на берегу. Но ювелирно проплыть не удалось. Край плота зацепился за отросток подводной скалы, бревна стали расползаться, и пришлось срочно отправлять аварийную бригаду на вязание узлов и латание бреши.
Скалу проехали – одинокую, непонятную, символизирующую невесть что. А по курсу вновь громоздились уступами скалы, сужалась стремнина. В белесой дымке высились очертания Каскадных гор.