– Все верно, есть у меня такие причины – голос профессора зазвучал неожиданно мягко – Вы не первые, кто рассказывает мне о том бое на краю поселка, о налете “Буратино” и о растекании горизонта.
– Вот как?
– Именно так! Вот только те мои пациенты вели себя не слишком адекватно и это еще мягко сказано. Поэтому раньше у меня не было оснований им верить.
– А теперь есть? – не выдержал Вадим – Так вы не будете рефлексы проверять?
– Почему же? Проверю, обязательно проверю. Вы же у меня на приеме. К тому же подозреваю, что у вас есть что подлечить по моей части…
– Есть, как ни быть! – мрачно подтвердил Богдан.
– …Только вот подозреваю, что пришли вы не за этим.
– Не за этим – эхом откликнулся Вадим.
– Хорошо, так чего же вы ожидаете от меня?
Посетители в очередной раз переглянулись и снова отвечать выпало Богдану:
– А вот скажите, профессор, как по вашему следует поступать людям, переживаем такое?
– Можно, к примеру, все забыть… – проворчал Богуславский.
– Не забывается как-то! – это был Вадим.
– …А можно и начать войну с… ну скажем… с ветряными мельницами.
– Неужели все так плохо?
– А чего вы ожидали? – искренне удивился профессор – Вы хоть понимаете, против кого идете?
– Против военно-промышленного комплекса? То есть, против государства?
– О, да! Причем против всех стран одновременно, не исключая враждебных друг другу. Но против вас-то они объединятся, можете не сомневаться. Однако я не об этом.
– А о чем?
– Бог с ним, с этим военно-промышленным комплексом, это еще не самое страшное, друзья мои. Думаю, что дела обстоят много хуже: вы идете против самой природы человека. Объяснения нужны?
– Спасибо, не надо! – хмыкнул Богдан – Получается, что вы нам советуете отступить, забиться в норку и ждать пока снова разверзнутся небеса. Я правильно понял?
– Неправильно!
Богуславский вскочил со стула, стремительно теряя хладнокровие и лоск. Пару минут он молча ходил по кабинету из угла в угол, погруженный в свои мысли и не обращая внимания на посетителей. Те тоже не произнесли ни слова, лишь продолжали следить за мечущимся по кабинету профессором.
– Я занимаюсь не только массовыми психозами – внезапно начал он – Есть еще одна тема, интересующая меня ничуть не меньше. Да что там: только она меня по настоящему и интересует.
Сказав это, он немного успокоился, снова сел на стул и уставился на собеседников оценивающим взглядом, как будто прикидывая, стоит ли с ними откровенничать. Они как будто поменялись ролями: было похоже, что профессор собирается поведать нечто экстраординарное и прикидывает, не кинутся ли его вязать.
– Ладно – решился он наконец – Слушайте…
…Рассказ Богуславского не стал для Вадима откровением. Он и сам думал о чем-то подобном, но никак не мог решиться облечь свои мысли в слова. Ведь для того чтобы понять разрыв реальности следовало объяснить ее не абстрактными понятиями вроде “не выдержала блядства”, а выразить сухими формулами. До формул, впрочем, профессор не додумался, но разумное объяснение дал. Выглядело это примерно следующим образом:
Разные виды энергии, напомнил профессор, могут переходить друг в друга, трансформироваться. Механическое движение становится электрическим током и наоборот. То же самое верно для энергии тепловой, атомной или какой угодно. Почему же энергия социума должна быть исключением, утверждал он. Например, мы говорим: “на него как будто обрушились стены”. А почему “как будто”? Может ли энергия горя перейти в кинетическую? И что такое “сила ненависти”? Только метафора или нечто большее? Может ли она двигать, к примеру, танки? Или вспомните рассказы пилотов, у которых самолет летел еще некоторое время после того, как кончилось горючее? Что держало его в воздухе: неучтенные капли керосина или нечто другое? Но один человек может до обидного мало. В лучшем случае ему удастся разбить несколько кирпичей ребром ладони или согнуть ложку взглядом. Пользы от этого чуть, зато и вреда немного. Иное дело, когда собирается монолитная толпа желающих одного и того же: сжечь еретика, забить камнями богохульника, рассечь надвое броню врага или вогнать четырехгранный штык в шинель ненавистного цвета. Вот тогда количество может перейти в качество и хорошо еще если энергия толпы благополучно трансформируется во что-либо конвенциональное: в жар костра, груду камней, разрубленную кирасу. А что, если эта энергия будет столь велика, что не найдет себе выхода в нашей реальности? Не разрушит ли избыток социальной энергии саму эту реальность?
У Богуславского было еще много подобных вопросов, но ни одного ответа у него не было и, тем более, не было у него ни одной формулы. Формулы, подумал Вадим, это уже моя забота, не ждать же их от профессора психиатрии. Он не имел ни малейшего представления о том, как будет выводить эти формулы, но об этом можно будет подумать позже.
– И что теперь? – задал он не слишком вразумительный вопрос.
Богуславский задумался лишь на пару секунд:
– В долгосрочной перспективе надо заняться лечением “всемирной шизофрении”.
– Всего лишь! – усмехнулся Богдан.