Аномальные истории

Упорству и последовательности в выполнении поставленной, перед собой задачи, умению не пасовать и не отступать перед трудностями — таким качествам могут позавидовать, даже профессионалы. Тем более что отступать некуда, да и нельзя. Болтается он на трубе, ежесекундно увеличивая амплитуду колебания, а жертва вымогательства, взяла да и сунула ему в руку пять рублей, тем самым, подписав ему приговор. Тогда, в советские времена, пять рублей были бумажными и имели большой вес, в смысле стоимости. Совершив оплошность и ухватившись рукой за ассигнацию, скалолаз окончательно вывел систему из равновесия и рухнул вниз: вместе с водоотводом, золотом — бриллиантами и матом. Не сломал ничего, но ушибся и пять рублей пополам порвал. В каждой руке по половинке и взгляд…

Сквозь всеобщее ржание не было слышно ничего. Скупые мужские слёзы катились по щекам. Вот, как жалко, наверное: и мужика, и

пятёрку. Да — это сейчас не деньги, а тогда, весьма приличная купюра

была. Крон подождал, пока утихнут стоны и продолжил:

— А как он с автобусом бодался — вылитый тореадор! Шофера на маршруте все знакомые были. У нас, как раз конечная. И вот подъезжает один, притормаживает, а пикадор, видимо, уже ничего не соображал — двумя руками, с размаху, упёрся в капот, «Стой!» — кричит, и лбом автобусу так долбанул, что, наверное, вмятина осталась. Звук удара башки об железо был слышен по всей вечерней улице, вспугнув стаю ворон на помойке. Мужики в этот день больше не поднимались.

На все виды спорта мастер был и боксировал.

— А это как? — спросил Бульдозер, давясь от смеха.

— А так! — Крон порядком устал молоть языком, и хотелось быстрее закончить свою часть выступления. — По телевизору бокс показывают, а он пьян, до умопомрачения — ну, и на телевизор с кулаками. Или дверной косяк заденет, и ему, косяку — ты чего?! И в репу деревяшке.

Комбат перехватил инициативу в свои руки, поддерживая больную тему, когда неодушевлённым предметам, достаётся, как мыслящим субстанциям:

— Наблюдал картину, как у одного из представителей многочисленного племени, ветром унесло палатку. Догнав её, он долго бил швейное изделие ногами, при этом громко обзывая его нехорошими словами. Тогда тоже, продолжительное время никто не мог подняться, корчась от смеха.

Крон отхлебнул из кружки и закурил:

— Ещё пара персонажей и заканчиваю. По голубому ящику идут новости: автофургон «Газель», длительно трепыхаясь, но всё же весьма уверенно изображает подводную лодку, медленно скрываясь в полынье. Рядом: глазам своим не верю — знакомые все лица. Дня через два — три встречаюсь с друзьями: выпили, закусили и, тут я вспомнил этот фрагмент, конец которого я успел увидеть. Они мне и рассказали всё, вплоть до предыстории. Короче, упущу начало и начну с главного. В тех местах, для машин, спуска к воде не существует — бетонные бордюры высоки и штурму не подлежат. Их было двое, вошедших в историю местного кинематографа: собственник «Газели» и пассажир, в классическом, для таких сюжетов, состоянии. Катались они, катались и так уездились, что врезались в парапет, перевернулись несколько раз и очутились на льду. На колёсах! Несказанно обрадовавшись такому повороту событий, прошвырнулись к другому берегу, затем обратно — и так несколько раз, пока родная сторона не приняла их в объятия полыньи. Ну, а начало вы уже слышали.

Другой наездник — тоже персонаж особенный. Про него роман писать надо, да времени нет, — продолжил Крон, торопясь закончить затянувшееся повествование. — Шли у нас, как — то съёмки фильма, в

связи с чем, киношники понавезли всякого барахла, и пригнали разного народа, вкратце: что надо и не надо, и кого нужно и ненужно. Подогнали и лошадей, вместе с кавалеристами женского пола. Вот оно — обаяние: подходит Вова к девушке и просит прокатиться. Пьянь

пьянью, на фейс глянешь — сразу можно вытрезвитель вызывать, но дала. Прокатиться. На лошади. Вместе с Вованом она и исчезла. Потом выяснилось, что на каком-то этапе кобыла понесла и, была уже неуправляема. Гнедая несётся, жокей мочится под себя, прохожие шарахаются. Проскакав полрайона, лошадь сама вернулась к хозяйке, освободившись от назойливого седока, да к тому же, ещё нечистоплотного. Коневод — затейник, кряхтя, долго выбирался к своим.

Вот такая аномалия, и это, ещё далеко не всё, если начать вспоминать. Закруглюсь художественной зарисовкой: после дождя, на бетоне большая лужа, в которой бултыхается, пытаясь встать, любитель спиртного. Попытки преодолеть земное притяжение заканчиваются провалом, и в итоге, мелководье принимает любителя обратно — в свои объятия. Смотрит он оттуда подозрительно, сверкая одним глазом, потому что другое зерцало, уже ничего не видит. Второй любитель, даже — полупрофессионал, танцует рядом, пытаясь удержать равновесие, но его нет от расстройства… Вестибулярного аппарата. И такой зажигательный у него получается гопак, что хочется свалиться от смеха, в ту же лужу, и больше никогда не подниматься.

— На всей улице черепица не в порядке? — сделал свой вывод Пифагор, подытожив рассказанное.