Аномальные каникулы

Псина будто бы усмехнулась ему в лицо и потрусила дальше.
Тимур провожал стволом собаку до тех пор, пока она не скрылась из виду, и только после этого опустил обрез. Убрал затекший палец со спускового крючка.

— Ушла вроде, — сипло сказал он, прокашлялся. — Ушла?

— Да, — отозвался Ворожцов, глядя на экран. На лбу у него выступил пот.

— Ты нормально? — спросил Тимур.

— Сойдет. — Ворожцов осторожно подвигал перевязанной рукой. — Аж рана заболела. Как почувствовала, зараза.

— Я слышал о таком, — кивнул Тимур. — Психомоторика, что ли…

— Сам ты психомоторика, — проворчал Ворожцов, переключая ПДА на детектор. — Пойдем, землянку проверим.

Лачугу обследовали больше для галочки, чем с реальной надеждой на то, что прибор окажется в ней. Избенка дышала на ладан, и Тимур даже не рискнул забираться внутрь: только пригнулся, держась за остатки крылечного козырька, и посветил фонариком в просевший вход.

— Там мне одному не развернуться, не говоря уж о троих ученых, — разгибаясь, сказал он. — И аномалии никакой не видно. Ты напутал, что ли?

— Аномалия есть, — ответил Ворожцов, показал четкую точку на детекторе. — Ты не заметил, наверное.

— Да вроде фонариком светил.

— Если электрическая, то в свете ее, наоборот, хуже видно.

Тимур выключил налобник и снова нагнулся. Дал глазам привыкнуть, всмотрелся. Где-то в глубине развалившейся избенки действительно кружили несколько мерцающих огоньков, слегка разгоняя тьму. Только в отличие от желтых, которые вились над огненными скороварками, у этих был голубоватый оттенок.

— Да, похоже на электрическую, — обернулся он. — Но, насколько я понимаю, это никак не наш вариант?

— Не наш, — согласился Ворожцов. — Методом исключения получается…

Он указал на соседний дом с верандой.
Лезть через одряхлевшие дворовые постройки и раскисшую канаву возле перекошенной ограды было опасно. Тимур решил обойти с улицы. Они вернулись на дорогу, прошли метров пять и остановились перед железными воротами.
Не крепость, но дверь вполне надежная. Жестяной забор по обе стороны давно проржавел и изогнулся, хотя прорех в нем не было.
Тимур дернул калитку. Заперто. Он отошел от ворот и пнул ногой крайнюю секцию забора. Громыхнуло. Рыжая труха сыпанула на землю, но забор устоял. Мало того: острый железный край отошедшего листа едва не пропорол ботинок.

— Огрызается.

Тимур отступил на шаг и с размаху врезал каблуком в самый центр ржавого листа. Звук получился громче, трухи осыпалось больше, ногу отпружинило сильнее, но результат оказался все таким же — нулевым.

— Хватит долбить, — сказал Ворожцов и двинулся вдоль забора. — Наверняка есть какой-нибудь лаз.

— Ищи свой лаз, — обронил Тимур и в третий раз саданул по строптивой секции, вложив в удар весь свой вес.

Нога провалилась вместе со слетевшим листом, и Тимур чуть не вписался лбом в поперечину. В последний момент успел выставить руку и ухватиться за соседнюю секцию. Замедлить падение получилось, остановить полностью не удалось. Инерция оказалась слишком велика, и Тимур вместе с рюкзаком повалился на выбитый ржавый лист.

Тут же вскочил, громыхая, и уперся взглядом в недовольную рожу Ворожцова. Тот укоризненно смотрел через прореху в заборе и качал головой.

— Чего уставился? — набычился Тимур, поправляя рюкзак.

— Отлично загримировался. — Ворожцов поводил пальцем возле щеки, намекая на перемазанную физиономию самого Тимура. — Только зря старался: вся маскировка насмарку после такого грохота.

— Смотрю, чувство юмора прорезалось, — сказал Тимур, вытирая рукавом перепачканное в ржавчине лицо. — Вовремя оно у тебя, ничего не скажешь.

— Нос вытри, — посоветовал Ворожцов.

— А ты под носом, — вернул Тимур.

Ворожцов машинально провел кулаком над верхней губой — жест получился дурацким.

— Тьфу на тебя, — улыбнулся он.

— Подобрал сопли? — Тимур тоже беззлобно усмехнулся. — Ладно, готовь шарманку и пошли. Надеюсь, прибор твоего брата здесь.

Пол на веранде, как ни странно, оказался цел, хотя и захламлен. Навес тоже сохранился почти полностью, лишь самый его угол обвалился вместе с рваным куском рубероида и проржавевшей водосточной трубой.

На входной двери лохматились остатки обивки. Вдоль косяка угадывалась нехитрая резьба, гласившая, что некий Гриша тут любил некую Клаву в июле 1983-го. На толстых скобах висел амбарный замок.