Ворожцов с таким раскладом был не согласен. Зато Тимур, кажется, другого варианта не видел. Рассудить их могла бы сама Леся, но она молчала. И если уж по-честному, то никто из них не рискнул подойти и спросить у нее о главном в лоб. Они молча делили девчонку у нее за спиной. Не особенно заботясь о том, что думает по этому поводу она сама. Наверное, так часто бывает.
Добравшись до этой мысли, Ворожцов устыдился и запоздало подумал, что уж он-то будет честным и позволит ей выбирать самой. Лучше любить Лесю издалека и оставаться порядочным, чем наплевать на все, только бы ее добиться. Правда, тут же мелькнула мысль: Тимур точно не будет так благороден. Но он отогнал ее: в конце концов, благородство Тимура — дело Тимура.
Тот словно услышал его мысли, нагнал и вышел вперед. Ворожцов не стал настаивать: если ему надо идти первым, пусть идет. В конечном итоге не так важно, кто где идет, важно, кто чего стоит.
Дорога была чистой до самой развалюхи, и Ворожцов перевел ПДА в спящий режим.
Сторожка стояла мертвой, будто часовня на старом заброшенном кладбище. Опасности не ощущалось. Если кто-то и жил здесь, то очень давно. Да и негде тут было жить. Крыша обветшала и истлела настолько, что от нее осталась одна обрешетка. Стены выглядели немногим лучше. Пол сгнил, кое-где через рассыпающийся в труху настил пробивались молоденькие деревца.
— Чего жалом водишь? — подошел Тимур.
— Гарью тянет, — поделился Ворожцов. — Спать здесь не стоит.
— Это еще почему? — возмутился Тимур.
— Хочешь, спи здесь, — не стал спорить Ворожцов. — Я палатку снаружи поставлю. И костер разведу.
— Мы теперь делиться будем?
— Не я первый начал, — устало пожал плечами Ворожцов и вышел на воздух.
Девчонки и Мазила стояли рядом, заняв выжидательную позицию. Ворожцов скинул рюкзак и принялся разбирать палатку.
— Чего стоим? Темнеет. Мелкий, давай за дровами.
Мазила неловко сбросил рюкзак. Посмотрел на сумеречную дымку, что окутывала опушку, скрадывая пространство между деревьями.
— Я один не пойду, — пробормотал мелкий как-то потерянно.
— Казарезову с собой прихвати, — огрызнулся Тимур.
Наташка выдавила из себя странный булькающий звук, но ничего членораздельного не сказала. Леся, что только-только отпустила подругу, поспешно схватила ее за руку, подбадривая.
— Зачем ты так? — сказала с мягким укором Тимуру и повернулась к Мазиле: — Идем.
Тот заторопился, засуетился, будто ему предложили что-то постыдное. Ворожцов оторвался от палатки.
— Погодите.
— Датчик включен. Осторожнее там.
— Спасибо, сталкер.
— Идите уже, сталкеры, — сердито проворчал Тимур, хотя распоряжений не требовалось.
— Наташ, — попросил он как мог мягко, — там в рюкзаке консервы и крупа. Доставай пока. Ужин готовить будем.
Он хотел отвлечь ее, успокоить, переключить. Но вкрадчивые слова произвели обратное действие. Наташа побледнела и быстро-быстро замотала головой.
— Сереже не нравилось, как я готовлю, — пробормотала она.
Губы ее затряслись, глаза заблестели. Ворожцов поспешно отвернулся, боясь, что она разревется. Унимать чужие слезы он никогда не умел.
А еще она первый раз назвала Сергуню Сережей. Никогда, кажется, так его не называла, пока тот был жив. Ни в школе, ни здесь. А теперь, когда его нет…
Ворожцов передернул плечами. Теперь его нет. Теперь всем стало понятно, что это не шутки. Поначалу, после первого шока, даже назад бежать хотели. Правда, потом вспомнили, что назад пути нет. Вперед идти страшно и опасно, а назад, туда, откуда едва убежали, — невозможно.