— Не спи, — врезался в мягко подступающую дрему надоевший за последние дни до смерти голос Тимура.
— Костром займись, — потребовал Тимур.
— Я здесь один?
— Считаться потом будешь, — огрызнулся Тимур. — Разводи костер. Леська простыла.
И вновь одного упоминания о Лесе хватило, чтобы Ворожцов поднялся на ноги. Она уже забралась под навес, опершись на руку Мазилы. И как это Тимур позволил мелкому так возиться с Лесей? Наверное, не принимает его за конкурента. А его, Ворожцова, принимает. Как бы ни пыжился.
— Переодевайся.
— Ей обувь сменить надо, — подал голос Ворожцов.
— У меня кроссовки есть, — тихо обронила Леся и улыбнулась.
Но улыбка вышла болезненной и совсем невеселой. Девчонку начинало лихорадить.
— Тимур, залезь в мой рюкзак. Там штаны армейские.
— Твой рюкзак, ты и залезь, — отозвался Тимур, приревновав, видимо, к тому, что оденет Лесю не он один.
— Считаться потом будешь, — вернул Ворожцов. — Я костром занимаюсь.
Тимур сердито запыхтел, но в рюкзак его все же полез. Ворожцов отметил это не без удовольствия и тут же устыдился. Наташку убили, Леся промокла и простудилась. А они все бодаются, как два молодых барана.
Щепа наконец разгорелась, заплясало пламя. Ворожцов принялся скармливать костерку ветки покрупнее. Огонь притих, от сырой древесины потянуло дымом, но костер не угас.
Тимур вынул штаны и отдал Лесе, которая тем временем откопала у себя запасные кроссовки.
— Они, правда, великоваты будут, — извиняющимся тоном объяснил Ворожцов. — Зато тепло и сухо.
— Спасибо, — кивнула Леся.
— Переодевайся, — потребовал Тимур.
— Куда? — одернул Тимур. — Здесь переодевайся. Мы не смотрим.
— Куда дальше?