В один погожий летний денёк нагрянула в наш Сан-Анхелино LaExpidicion.LaExpidicion- это четверо толстых и смешных иностранцев: то ли немцев, то ли каких-то там ещё шведов или бельгийцев. Все они были одеты в короткие штанишки ("шорты"- называются), чёрные высокие ботинки со шнуровкой, плотные брезентовые тёмно-зелёные куртки и белые пробковые шлемы. Таких приметных типажей в наших краях - до этого случая - ещё никто и никогда не наблюдал, поэтому и популярность LaExpidicion в Сан-Анхелино была необычайной: бело-лимоно-жёлто-буро-чёрная толпа любопытных зевак следовала за странными иностранцами буквально-таки по пятам.Необычен был и багаж иноземных пришельцев: кроме многочисленных баулов и чемоданов присутствовало ещё около сотни больших металлических клеток с очень толстыми поперечными прутьями и крепкими запорами.
Впрочем, долго в городке экспедиционеры не задержались. Не торгуясь, заезжие господа скупили всех имеющихся в наличие мулов, разнообразное продовольствие и снаряжение, наняли в качестве проводников и помощников "на-все-руки" дюжину местных бездельников, после чего отбыл сей немалый караван (только для перевозки клеток потребовалось сорок мулов), в джунгли - в неизвестном направлении, с неизвестной целью...
Прошёл месяц, в течение которого все жители и жительницы Сан-Анхелино изнывали от законного любопытства -а для чего же, всё-таки, подозрительныеlokogringos отправились в джунгли? Уж больно ихклетки имели внушительный вид, и, явно, предназначались не для попугаев или иных пернатых пленников.
И вот - это, наконец-таки, свершилось! По улице Гроба Господня, центральной магистрали городка, важно выступала очень странная процессия. Усталые и явно испуганные мулы, нервно тряся ушастыми головами, везли клетки, в которых сидели, лежали и стояли дикие камышовые коты и кошки: совсем ещё котята и здоровенные матёрые особи, полосатые и одномастно-бурые, вопящие на все лады и гордо молчащие, презрительно сплёвывающие по сторонам.
- Valgamedios! - многоголосо выдохнула удивлённая толпа любопытствующих личностей, не готовая определить - вот, так сразу - своё отношение к происходящему...
Дикие камышовые коты (да, впрочем, и кошки), создания достаточно злобные, мрачные и нелюдимые. Но, всё же, жители карибского побережьяих искренне уважали: обитали камышовые коты в самых болотистых и непроходимых местах джунглей, не привлекавших людей, жили очень скрытно, никогда не появлялись в человеческих поселениях, но зато и никогда не воровали из охотничьих капканов жирных кроликов и упитанных перепёлок. А ведь даже горделивые и самовлюблённые ягуары, зачастую, не брезговали такой лёгкой и лакомой добычей.
Короче говоря, камышовых котов и кошек в здешних местах воспринимали как пусть и нелюбимых, но, всё же, достойных соседей. И поскольку попадались они на глаза достаточно нечасто, то и как некую редкую достопримечательность никарагуанских джунглей, о которой принято рассказывать всякие цветастые байки и небылицы за вечерними дружескими посиделками.
А тут сотни этих "достопримечательностей" были заключены в клетки подозрительных чужеземцев, за крепкими и надёжными запорами.
Заволновались горожане, заспорили...
И где-то через час "выборные", во главе с самим городскимComandante,уверенно вошли в холл отеля "ElNacional", где и квартировала LaExpidicion, дабы потребовать однозначных и развёрнутых объяснений.
А, тем временем, многочисленные сторонники тропических правдоискателей (уже на всякий случай наспех вооружённые - кто кухонным ножом, кто булыжником, выдранным по-простому из мостовой), рассредоточились по ближайшим улочкам и застыли в нетерпеливом ожидании. Народы, рождённые под яркими тропическими Созвездиями, всегда склонны к поиску правды, а если эти поиски сопряжены ещё и с возможностью немногопобряцать оружием, то и удовольствие можно получить двойное, или даже тройное...
Однако, на этот раз, сорвалось.
Минут через десять-двенадцатьComandante задумчиво вышел из отеля, забрался на пустующий постамент памятника Великому Диктатору (сам памятник был безжалостно сброшен с постамента уже много-много лет тому назад, во времена какой-то давнишней, уже всеми позабытой Революции), и громко объявил собравшимся: