Аномия в России: причины и проявления

Есть также много сложных болезненных явлений, которые метафорически можно назвать синдромами общей болезни, например: коррупция чиновников, всплеск преступности разного типа, мошенничество бизнеса и пр. Но для диагноза главного заболевания желательно найти элементарные причины, которые являются общими для многих разных синдромов и симптомов, хотя и проявляются по-разному в различных условиях и в разных «органах и тканях». Если следовать этой грубой аналогии, то корпус российской социологической литературы указывает, на мой взгляд, на такой элементарный и общий болезнетворный фактор, как аномия.

Общество (как и народ) соединено ответственностью каждого перед каждым — в кругу семьи, ближних, знакомых и друзей, предков и потомков, односельчан и соотечественников, перед государством и перед своей совестью. Ответственность — это неявно данная еще где-то в отрочестве присяга, взятая на себя обязанность следовать нравственным и правовым нормам, принятым в данном обществе и государстве в данный исторический период. Эти нормы и предписывают обязательные действия (заботиться о семье, идти в армию и пр.), и запрещают действия, наносящие вред обществу, государству и даже самому себе (ты тоже достояние страны). Ясно, что массовое невыполнение норм — аномия — сразу разрывает множество связей между людьми и делает страну беззащитной — и перед кризисами, и перед внешними угрозами, и перед своими же бандами воров и мародеров. В России тяжелое поражение начала 1990-х годов на наших глазах привело к аномии не только массовой, но и в очень широком диапазоне норм.

Аномия связана с дезинтеграцией общества диалектическими отношениями — причина и следствие при анализе этих явлений непрерывно меняются местами. Был ли приступ массовой аномии вызван демонтажем советского общества в ходе перестройки — или успешный демонтаж несущих конструкций советского общества удался благодаря нарастающей с 1970-х годов аномии?

Вряд ли мы найдем ответ на этот вопрос, потому что налицо автокатализ, кооперативное взаимодействие обоих процессов, так что новая порция аномии ускоряет дезинтеграцию, а разрыв нового пучка связей человека с обществом углубляет его аномию. В 1990-е годы мы наблюдали уже лавинообразный процесс. Он всех потряс своей мощью и неумолимостью, но и то, что происходило почти незаметно в инкубационный период, важно для диагноза. Здесь — большое поле для исследований.

В книге даны описания проявлений аномии и вызванных ею или находящихся с ней в обратной связи процессов. Это, конечно, только «история болезни», причем уже в открытой форме. Возбудителя болезни мы не знаем. Но и это первое приближение позволяет сформулировать ряд предположений и поставить вопросы. Скоро ли наше обществоведение поставит надежный диагноз и предложит средства лечения, сказать трудно. Значит, в ожидании хорошей теории придется действовать методом проб и ошибок. Чем более внимательно и хладнокровно мы обдумаем то эмпирическое знание, которое уже накоплено, тем меньше травм нанесет лечение обществу.

В этом заключении главное предположение состоит в том, что нынешние выборы (2011-2012 гг.) пришлись на момент, в который совместилось несколько важных процессов, вместе изменивших «политический ландшафт» страны. Возникла новая и неустойчивая система, которую можно сравнительно небольшими усилиями толкнуть в коридор, ведущий к существенному оздоровлению общества. А значит, на выходе из этого коридора на следующий перекресток уже можно будет собрать социокультурную общность, способную стать культурно-историческим типом и изменить вектор хода событий в России.

Выборы совпали с точкой перегиба в новейшей истории — завершился первый период «проекта Путина». Колебания и неопределенности в действиях «тандема» не меняют этого вывода. Суть этого периода с точки зрения состояния общества и государства выглядит так: надо было провести мягкий выход из «ельцинизма», повысить управляемость и связность страны, смягчить последствия культурной травмы 1990-х годов и увеличить поток ресурсов для жизнеобеспечения. После 2000 года новая власть попыталась «приподнять» страну в рамках коридора, заданного реформой, не входя в конфликт ни со слоем новых собственников, ни с Западом.

Без конфликта все же не обошлось, но был увеличен поток ресурсов в экономику России и на потребление граждан (хотя и не всех — сохранилось огромное по масштабам «социальное дно», выпавшее из программы). Это успокоило людей, оставшихся на плаву, пробудило оптимизм, но улучшения во многом были достигнуты «проеданием базы» — проблемы перекладывались на плечи следующего поколения. От ельцинизма в наследство были получены главные системы страны в изношенном и даже полуразрушенном состоянии. Ресурс этого компромиссного проекта был исчерпан уже к 2005-2006 годам, возникло ощущение застоя, стало расти недовольство — еще смутное, но массовое. Темпы деградации ускорились, и процесс приобрел массивный, неумолимый характер.