— Марго, — весомо сказал Джерард и, когда женщина остановила бурную деятельность, вопросительно указал взглядом на переминающуюся девочку, с интересом разглядывающую корешки книг в большом шкафу у противоположной стены.
— Ох, Жерар, — спохватилась Маргарет, — чуть не забыла. Лулу нужна шляпка. На завтрашний приём. У неё есть прекрасное изумрудное платье для него, и ни одной подходящей шляпки. Это даже неприлично для мадемуазель её положения.
Джерард еле слышно вздохнул. Началось. Всегда с этими женщинами что-нибудь, да не так. Женщине плохо, женщине нужно новое платье. Женщина тоскует, так как к новому платью не подходят ни одни из старых туфель. Женщина в печали, так как с новыми туфлями не сочетаются имеющиеся шляпки. А новая шляпка прекрасна, но совершенно не для этого платья. И этот замкнутый круг можно повторять сколь угодно долго. Насколько же проще всё было с мужчинами! Нет, он никогда не заведёт семьи.
— Жерар, — Маргарет настойчиво припечатала его имя, зная не понаслышке, как хозяин относится к подобным вещам.
— Ладно, ладно, я понял, не продолжай, — сдался он, для наглядности поднимая руки. — Съездим в город к Сьюзи. Это недалеко и она работает быстро. Лулу, собирайся!
****
Уже через два часа девочка крутилась перед большим зеркалом в доме швеи и шляпницы, которая ко всему оказалась очень милой, рано поседевшей женщиной средних лет.
— Джерард, что это за прелестное создание? — спрашивала она с зажатыми в губах иглами, которыми прикрепляла те или иные украшения к заготовке шляпки, что начала делать для девочки. — Как-никак, одна из твоих дочерей? — она хрипло засмеялась, не расцепляя краешка рта.
— Племянница. Приехала ненадолго погостить из провинции. Вот, хочу сделать подарок, а то завтра она уже уезжает… — Джерард лгал, не моргнув и глазом. Такая ничего не значащая ложь давалась настолько просто, что, порой, заменяла в его голове саму правду.
— Ох, тогда я постараюсь поскорее. Можете пока попить чай в саду, на свежем воздухе. Я попрошу накрыть.
— Благодарю, Сьюзи. Вот почему я никогда не променяю тебя на этих чванливых зазнаек из Парижа. Твоё тёплое отношение к любому клиенту совершенно бесценно!
На обратной дороге Джерард оказался в одной карете с Луизой, трепетно прижимающей к себе круглую картонную коробку с новой великолепной шляпкой в зелёно-изумрудных тонах, украшенной атласной лентой, фетровыми листиками и цветами. Девочка всё так же не принимала его и сторонилась, ещё ни разу не заговорив с ним самостоятельно.
Джерарда это раздражало. Он не претендовал на то, чтобы стать ей лучшим другом, отнюдь. Но он хотел, чтобы с ним общались и спокойно, без трепета и стеснения смотрели в глаза. Он не любил быть воплощением чего-то пугающего.
— Что с тобой, крошка Лулу? — произнёс он наконец. — Молчишь, будто воды в рот набрала.
Девочка удивлённо подняла глаза, а потом робко улыбнулась. Её ресницы были такими длинными и тёмными, что если взмахнуть ими, наверняка было возможно немного подлететь.
— Я… — тихо начала Луиза, отводя глаза к окну. Опять не смотрела на него, ну сколько можно? — Месье Джерард, я просто очень сильно скучаю по маме, — почти прошептала Луиза, пытаясь спрятать резко подступившие к уголкам глаз слёзы. — Мы никогда не расставались надолго. Я так волнуюсь, как она там… Хоть мы и не проводили вместе всё своё время, я всё же чувствовала, что она где-то рядом. А теперь всё не так, я будто осталась совсем одна, и мне страшно. Я не понимаю, что происходит вокруг, и это незнание пугает меня ещё больше, — и две слезинки, не удержавшись, быстро покатились вниз по щекам. — Простите, я снова разнылась. Мне так неловко…
Джерард смотрел на размазывающую по щекам слёзы принцессу какое-то время, утопая в раздумьях. Он совершенно не знал, что говорить маленьким девочкам в такие моменты, и искренне считал себя плохим утешителем. Он пододвинулся к краю сидения и похлопал по освободившемуся сбоку месту рукой. Луиза удивлённо подняла на него заплаканные глаза, заставляя его улыбнуться.
— Хочешь, я отвезу твоё письмо маме на следующей неделе?
Лицо принцессы расцвело, она радостно закивала и, осмелев, пересела к нему на сидение.
Джерард, боясь ошибиться, мягко, но настойчиво наклонил плечики девочки, пока та не оказалась головой у него на коленях, и тут же принялся гладить мягкие, нежные кудри рукой, тихо напевая себе под нос очень старую колыбельную, которую ещё никогда и никому не пел. Эту колыбельную его мама пела тогда, когда он, совсем ещё маленький, боялся засыпать в темноте. Но свечи были дорогим удовольствием для бедного семейства, поэтому его мама пела эту песню, просто сидя рядом во мраке у его кровати.
Карета мерно покачивалась, поскрипывали рессоры, а Джерард негромко мурлыкал себе под нос, уносясь из замкнутого пространства экипажа в далёкие дали прошлого.