Аношкина умная

Антон Олегович не понял вопроса, был занят какими-то другими мыслями. И хлопая пушистыми ресницами, уставился в папку, вычитывая еще раз повод, по которому была сделана заявка.

Он так и не ответил, но разрешил парню сопровождать.

На 11-ом этаже жила пара с двумя детьми. Они все дружно уселись на кухне и даже приготовили чай для участкового и подопечного, будто ждали тех с утра, а не в полдень. Все бы ничего, хорошая такая семейная обстановка, но у молодой жены под глазом ярчел синячище, от которого Грине никак не удавалось отвести взгляд. Только другие синяки на женской розовой коже – на запястьях, на предплечье тоже привлекали внимание. Виднелась огромная ссадина на шее, выглядывавшая из-под симпатичного халатика.

– Звонок поступил от соседей, – тяжело вздохнул участковый после того, как представился и представились сами хозяева. – Женский и детские крики. Удары. Грохот мебели. Опять крики, – читал с листка Антон Олегович. Он опять тяжело вздохнул, печально глядя на молчаливых людей. – Заявление писать будем?

Ответила женщина:

– Нет. У нас все хорошо.

Гриша еще раз посмотрел на синяк и вспомнил свой, который у него получился от столкновения с разными предметами, когда его Виталик, бугай из 11-го, по асфальту катал за одно неприятное слово, брошенное по делу, между прочим. Слава Богу, обошлось без переломов, но синяки были похожие. Гриша стал грызть ноготь почему-то. Дурная привычка, он знал. Но не мог сдержаться в этом гнусном молчании, потонувшем в нетронутом остывшем чае.

Заявление писать не стали. Но Антон Олегович своей волей, которой пришлось показаться в специальном документе несколько раз в глаза разгневанному мужу, отвел в сторонку женщину в синяках и объяснил ей ее права. И после этого заявление все же не понадобилось.

– Хозяин-барин, – так и сказал участковый, сомкнув розовые губы в тоненькую малиновую полосочку.

– Скотская жизнь! – плюнул на асфальт Гриша, когда они вышли из ненавистной обстановки душегубства.

– У нее выхода нет, – зачем-то прокомментировал слова мальчишки участковый, направляясь к машине. – Кто их кормить станет? Небось, ипотеку взяли на новостройку. – Он высоко задрал голову, глядя в небо.

– Моя б мамка никогда такое не допустила б. Работала б неделями, голодали, но чтоб какой-то … – выругался пацан, – стал ее или меня щупать своими щупальцами.

Антон хотел дать пацану подзатыльник, за то, что в его присутствии нецензурно выразился, но потом передумал.

– Мамка твоя и голодает. Небось, все, что зарабатывает, на тебя одного уходит, а ты… в унитаз это спускаешь. – Антон Олегович Слонов выдержал взгляд, от которого сыпали опасные искры. – Да мне все равно, как ты живешь, успокойся. Когда сядешь – ей легче будет. Только передачки, сигареты, носки да на телефон бросить.

И спокойно завел машину. Парень стоял, не двигаясь, ожидая то ли извинений, то ли приглашений. Участковый нацепил ремень, поправил зеркальце и хотел уже поехать по другому звонку, но Аношкин успел заскочить в авто. Искры больше не сыпали.

Был обед. По нормативу на кормление шпаны не выделялись средства, но участковый был вынужден пригласить Аношкина, тем самым подтвердив статус официального подопечного и немного помощника.

– А у вас каждый день так вот? – спросил парень, поглощая борщ.

– Нет. Скоро вот хочу тебя заставить все данные впечатать в комп, пока я отдохну.

И еще пару звонков осталось проверить, но они бескровные… Хотя…

«Хотя» оказалось крайне неприятным походом к соседям, которые вот уже несколько месяцев жаловались на переселенную к ним из ниоткуда бомжиху с двумя десятками собак, вывших и днем, и ночью, и плодившихся с невероятной скоростью. Запах от такой активной собачьей жизни стоял за километр. Антон Олегович уже был по этому адресу, но шли суды, и сделать пока что было ничего нельзя. Только наделенные полномочиями приставы могли нарушить «бардак» в 23 квартире, и освободить жильцов на Скворцовой от ужаса бомжатника.

На звонок в дверь через какое-то время вышла женщина. Точнее, еле выглянула из-за двери, ибо открывать побоялась, иначе псы повалили б участкового.

Вид у женщины был адекватней, чем в последнюю встречу, отметил про себя Антон Олегович.

– Жалуются, – просто сказал он.

– А что я могу? – каким-то неженским и немужским голосом проговорила тетя. – Ну куда я их дену? И сама куда денусь? Сын мой мою квартиру трехкомнатную, вот этими руками заработанную, пропил. Сам в тюрьму попал. Меня сюда гнить сбагрил. Ну куда я пойду? Кому я нужна? А им нужна, – она посмотрела вниз, десятки лап хотели прорваться сквозь щель.

Лай стоял страшный.

– Вы ж хоть выгуливайте их. Они ж антисанитарную обстановку создают, – опять без злости проговорил участковый. – Некоторых в приют можно отдать. Им там найдут хороший дом. А любимых парочку оставьте.

– Да мне осталось-то… Четвертая у меня стадия. Куда я выгуливать? – усмехнулась тетя и поглядела на Аношкина.

Гриша запомнил ее глаза, они были добрые и прозрачные.