Another. Часть 2. Как?.. Кто?.. (ЛП)

Однако восстановить изнутри измененные/подделанные в результате «феномена» воспоминания было, по-видимому, невозможно, пока я был частью этого «мира». Скорей всего. Оставалось только пытаться экстраполировать горсточку объективных фактов, которые мне удалось собрать, чтобы на этой основе восстановить истину…

Возможно… я не первый раз в Йомияме с начала средней школы. Возможно, я приезжал уже сюда полтора года назад – осенью, когда учился в первом классе.

Что если я приезжал сюда… на похороны умершей той осенью Рейко-сан?..

«Я не хочу… не хочу больше ходить на похороны».

Вот что означает тот стон дедушки.

«Бедненькая Рицко. Бедненькая… Рицко… и Рейко…»

Горе, вызванное тем, что он похоронил свою старшую дочь Рицко пятнадцать лет назад. Горе, вызванное тем, что он похоронил свою младшую дочь Рейко два года назад. Все это, смешавшись в его голове, и так тронутой слабоумием, заставило его произнести те слова…

Чтобы хоть как-то смягчить потрясение, скорбь и одиночество, принесенные внезапной смертью Рейко-сан прошлой осенью, бабушка с дедушкой купили майну, которую увидели в зоомагазине. И назвали ее именем умершей дочери, сократив его до «Рей-тян».

Совсем скоро Рей-тян выучила человеческое слово: «Почему?».

Этот вопрос, по-видимому, убитый горем дедушка, а может, бабушка, задавал своей покойной дочери каждый день, сидя в комнате у крыльца и глядя на семейный алтарь. «Почему? Почему ты нас покинула, Рейко? Почему?» Возможно, Рей-тян тогда выучила это слово и с тех пор кричит его все время.

«Бодрее… давай бодрее».

Скорей всего, и это так же получилось. Эти слова, видимо, бабушка день за днем говорила дедушке, разбитое сердце которого не желало заживать и который тонул в океане отчаяния. Рей-тян выучила их и…

«Бодрее… давай бодрее».

– Парт в классе было достаточно, хотя «катастрофы» начались уже в апреле… и теперь понятно, почему, да? – указала Мей, опустив кирку. – На самом деле одного стола в начале триместра все-таки не хватало. Только не в классе – а в учительской.

– Аа…

– О чем… о чем таком вы говорите? – услышал я ошеломленный голос Миками-сэнсэй/Рейко-сан. – Это все неправда. Коити-кун, я не…

Упершись локтями в землю, запрокинув голову, Рейко-сан смотрела на меня. Ее лицо, все черное от грязи и сажи, – лицо, в котором я видел тень мамы, – было искажено. Наверно, от сочетания физической боли и психологического шока.

– Сакакибара-кун, – произнесла Мей, вновь подняв кирку и шагнув в мою сторону. – Отодвинься.

– Мисаки…

На лице Мей была написана железная убежденность. Потом я увидел искру в распахнутых от непонимания и ужаса глазах распростертой на земле Рейко-сан. И –

– Нет, – сказал я и взял кирку из рук Мей.

Кирка была среднего размера – рукоять длиной всего шестьдесят-семьдесят сантиметров, – но когда она оказалась у меня в руках, я ее едва не выронил от тяжести. Оба стальных конца были на вид острее, чем я ожидал. С таким весом и такой остротой ранить человека насмерть совсем нетрудно.

– Нет. Ты не можешь…

– Но, Сакакибара-кун… Если мы не –

– Я знаю, – кивнул я, чувствуя на себе всю тяжесть своего решения. – Я знаю. Я сам сделаю.

Я услышал сдавленный вскрик Рейко-сан. Медленно повернулся к ней и перехватил поудобнее взятую у Мей кирку.

– К-Коити-кун, погоди, что ты –

«Я не верю!» – буквально кричало ее лицо; она мелко трясла головой.

– Вернуть «мертвого» в мир мертвых… – проговорил я, сражаясь с болью и с бешено колотящимся сердцем. – Только так можно остановить «катастрофы», если они уже начались. Нам это сказал твой бывший одноклассник Мацунага-сан.

– О чем ты говоришь? Это… это безумие. Прекрати сейчас же!

– Прости, Рейко-сан.

Крепче упершись ногами в землю, я собрал все оставшиеся во мне силы и занес кирку. «По-другому никак. По-другому никак». Я раз за разом повторял себе эти слова.

Потом –

Нацелив кирку в спину лежащей ничком Рейко-сан, в то место, где сердце, я почти начал наносить удар –

Это правильно?

То, что я делаю, – это правильно?

Это действительно правильно? Мы не ошибаемся?

Имелось всего одно свидетельство, что Рейко-сан – «лишний». Утверждение Мей, которое она сделала благодаря своей особой способности – «глазу куклы», позволяющему видеть «цвет смерти». Вот единственное прямое свидетельство. Все остальное – не более чем догадки, построенные на горсточке фактов. Никакой сильной убежденности, что все именно так, у меня не было, и я не мог просто взять и выкинуть свои воспоминания о Рейко-сан. Так что…

Это правильно?

Поверить Мей и вернуть Рейко-сан в мир мертвых?

Это действительно правильно? Мы не ошибаемся?

Что если Мей все не так поняла? Что если умение видеть «цвет смерти» – не более чем самообман, иллюзия, в которую она сама поверила?