Два человека, относившихся к классу, – Мидзуно-сан и Такабаяси, – уже умерли в июне. Теперь, когда начался новый месяц, будут ли еще смерти? Это станет важнейшим тестом, который даст понять, эффективна ли беспрецедентная «мера», при которой «несуществующих» становится двое.
И тем не менее –
Странная жизнь, которую вели мы с Мей, шла своим чередом, никак не меняясь – по крайней мере с виду.
За миром и спокойствием пряталась угроза, что все может в любой момент развалиться, и мы были бессильны предсказать, когда. Но тем не менее – это спокойствие было максимумом того, чего мы только могли желать. Оно держало на своей холодной ладони одиночество и свободу, предназначенные лишь нам двоим…
На второй неделе июля прошли триместровые экзамены.
Все девять предметов заняли три дня, с 6 по 8 число. Обычный ритуал, позволяющий с легкостью ранжировать учеников по уровню достижений (или отсутствию таковых). Скучный и унылый.
Отношение к экзаменам как к «унылым», кажется, у меня появилось впервые. И это несмотря на то, что, как один из «несуществующих», я вроде бы должен был либо открыто возмущаться, либо, наоборот, полностью расслабиться. А у меня ни того, ни другого не получалось.
И я знал, почему.
Я помнил, что произошло во время промежуточных экзаменов в мае. Помнил лучше, чем мне хотелось бы. Трагедию, случившуюся с Юкари Сакураги в последний день экзаменов. Кошмарное зрелище, свидетелем которого мне не повезло оказаться.
Страшные воспоминания, возможно, в той или иной степени угнетали и Мей. На этот раз она вопреки своему стилю ни разу не сдала бланк на середине экзамена. И я тоже.
Работает новая «стратегия» или нет?
Под грузом этого вопроса мы невольно вели себя в школе немного серьезнее, чем раньше. Мы осторожничали как могли и усиленно старались стереть свое присутствие в классе; и остальные еще тщательнее, чем прежде, игнорировали нас, как будто нас «не было».
В июле тревога грызла нас всех несравнимо сильнее, чем в июне. И чем сильнее она нас грызла, тем отчаяннее мы молились, чтобы месяц прошел тихо. Уверен, этого хотел весь класс, все до единого.
Однако «молитва», если ее повторять достаточно долго, превращается в простую «надежду»…
Тревога, нетерпение, раздражение нарастали с каждым днем. Но даже посреди всего этого – нет, возможно,
Мир и покой.
Одиночество и свобода только для нас двоих.
И мысль, что, если я только пожелаю, чтобы все так и продолжалось, – все так и будет продолжаться. Конечно, будет. Точно так же… да. Девять месяцев, до самого нашего выпуска в марте, все точно так же, как сейчас, неизменно.
…Однако.
Реальность «мира», в котором мы очутились, была не настолько благожелательна, чтобы эта ленивая фантазия могла воплотиться в жизнь.
Триместровые экзамены завершились без происшествий; мы плыли по календарю; и вот, когда всего неделя осталась до летних каникул, в один прекрасный день третьей недели июля –
Мир, с таким трудом продержавшийся чуть больше месяца, с 6 июня, когда умер Такабаяси, разбился, точно стеклянный сосуд.
5
13 июля. Понедельник.
С тех пор, как я стал «не существовать», я пропускал процентов девяносто утренних классных часов. Как правило, я проскальзывал в класс перед самым началом первого урока, и Мей поступала так же.
Но в то утро как-то так вышло, что мы с ней, хоть и не сговаривались, оба пришли в класс рано. Разумеется, ни с кем не говоря и не встречаясь глазами.
Впервые за довольно приличное время мне захотелось почитать что-нибудь из своего любимого, и я положил нашедшуюся у меня мягкую книжку на колени. Это был сборник рассказов Стивена Кинга, который я раньше не читал (для протокола: я взялся за «Мясорубку»). С того дня, когда я своими глазами увидел настоящую смерть, прошло уже больше месяца, и ко мне наконец хоть отчасти вернулась способность отделять такого рода произведения от реальности и получать от них удовольствие. Благодаря этому я самому себе показался страшно крутым, должен заметить…
Лишь накануне синоптики объявили, что сезон дождей в нашем регионе завершился.
Погода была шикарная – даже утром ни облачка на небе. Яркое солнце будто взывало к нам, давая понять, что пришло настоящее лето. Ветерок, продувающий класс через открытые окна, был суше, чем на прошлой неделе, и куда приятнее.
Всякий раз, когда я кидал взгляд на Мей, сидящую на своем обычном месте (за последней партой в ряду у окон), она казалась «тенью» со смазанными из-за вливающегося снаружи света очертаниями. Совсем как в первый раз, когда я пришел в класс в мае… Но нет – она не была тенью. Она по-настоящему, физически была здесь. Неужели прошло уже два месяца?
Прозвенел звонок; секунду спустя передняя дверь класса открылась, и вошел Кубодера-сэнсэй.
Он был в скучной белой рубашке, как всегда. Из-за своей осанки он казался каким-то неуверенным, тоже как всегда. Все как всегда… Так я думал, лениво разглядывая его, когда на меня вдруг накатило странное ощущение.
Кое-что было не как всегда.