Читаем Анри Барбюс полностью

Они обнимаются, они разглядывают друг друга придирчиво и любовно. Собственно, они мало изменились! Они все те же окопные братья, только их «окоп» безмерно расширился, и они видят совершенно отчетливо мишень, по которой ведут огонь.

Вайян-Кутюрье — член Центрального Комитета Французской Коммунистической партии, депутат парламента. Политика — его стихия. Так же как и литература: он поэт, прозаик, публицист. В каждой из этих сфер он отнюдь не вялый любитель, а страстный борец.

Он вообще не может ничего делать вполовину. Даже в рыбную ловлю он вносит багаж эрудита и вдохновение художника. Он не только поглощен ею как спортом, он увлечен ее историей, эстетикой, философией…

— Столько умствований, чтобы подвести теоретическую базу под бесцельное времяпрепровождение с удочкой в руках, — бормочет Барбюс, сталкивая в воду лодку.

Вайян отталкивается веслом и ставит ее наперерез волне. Солнце садится в совершенном покое и полной невозмутимости моря — будем с рыбой! Вайян опускает самодельный якорь, закрепляет лодку и яростно плюет на червяка. Он забрасывает все десять удочек и застывает, как Будда, скрестив босые ноги на корме.

Барбюс машет с берега рукой, и добрая улыбка не сходит с его губ все время, пока он подымается к дому. И весь вечер, за работой, он чувствует радостную полноту бытия, которую всегда приносит с собой его друг.

Потом внезапно, как бывает на море, все изменилось. Задул мистраль, заходили волны с белыми гребешками, предвестниками бури. С проклятьями в адрес непогоды Вайян гребет к берегу.

Начиналась полоса прохладных дней, в дом врывался шум прибоя и металлический шелест туй.

В рабочей комнате Барбюса читали новые листы рукописи, курили, строили планы, вспоминали. Образ друга, погибшего так рано, так нежданно, возникал в сумраке приморского вечера.

Летом 1920 года Раймон Лефевр был послан в Москву Комитетом борьбы за присоединение к III Интернационалу. Б России он участвовал в работе II конгресса Коминтерна, встречался и беседовал с Владимиром Ильичей Лениным.

Вдохновленные всем увиденным в Советской стране, Лефевр и его товарищи рвались обратно, на родину, чтобы продолжать революционную борьбу.

В Россию Лефевр прибыл нелегально. Блокада закрыла ему путь через Польшу. Три француза: Лефевр и его спутники Лепти (Ф. Барто) и Марсель Верже — приняли решение отправиться морским путем из Мурманска на рыбацком баркасе. Они ушли в море с русским товарищем Александром Шубиным.

Никто из них не вернулся…

Перебирая события первых дней своей дружбы, первых лет совместной борьбы, Барбюс и Вайян-Кутюрье всегда возвращались мыслями к Раймону Лефевру.

Здесь, в «Вижилии», возник план нового журнала. Было облюбовано и название будущего журнала: «Монд».

По настоянию Вайяна-Кутюрье Барбюс взял на себя ведение литературного отдела в «Юманите». Он был увлечен этой работой. Он высказывал свои мысли о боевой роли искусства, о литературе — оружии в социальных битвах.

<p>ГЛАВА ТРЕТЬЯ</p></span><span><p>1</p></span><span>

B мире назревал новый революционный кризис. В Англии бастовало более пяти миллионов человек. В Вене вспыхнуло рабочее восстание.

А на востоке подымался желтолицый гигант. В распахнутой на груди рубашке хаки, с винтовкой наперевес, по лессовым дорогам шла революционная война в Китае.

Через моря и хребты к нему тянулись желтые и черные руки дружбы Индии и Марокко. Окраины мира ловили лучи дальнего маяка. Этим маяком был Советский Союз.

Ему было трудно. В темных закоулках Европы капиталистические наймиты убивали советских полпредов. Подлые убийства из-за угла, провокации, фальшивки, подрывная деятельность — с легкой руки английского империализма были (впервые в истории!) возведены на уровень большой политики. Бомба диверсанта обрывала жизнь партийных работников, собравшихся в партийном клубе.

Всю ночь на пустынную Лубянскую площадь смотрели бессонные окна серого здания ОГПУ, где осуществляли революционную бдительность ученики железного рыцаря революции — Дзержинского.

Страна пролагала путь, создавала индустрию, добивала остатки капитализма. Подвиг стал уделом целого народа.

В сентябре 1927 года Барбюс впервые пересекает границу СССР. Он входит в новый мир. Bce в этом мире делалось в первый раз. В первый раз в истории создавалось и укреплялось государство рабочих и крестьян. Рождалась новая промышленность, новая школа, новая культура, новый театр, новая литература — все в первый раз.

К Негорелому подъезжали ночью. Севшие в поезд на разъезде советские пограничники методически открывали двери купе, собирали паспорта пассажиров, привычным движением поднося руку к околышу фуражки.

«Люди в зеленых фуражках»! Вспомнился какой-то «опус» из серии «Криминаль-романов» в крикливой обложке, что по стандартной цене в одну марку продавались в вокзальных киосках Германии. Советские пограничники фигурировали в нем в качестве изощренных агентов Чека с демоническим взглядом, проникающим в скрытое нутро каждого, осмеливающегося пересечь границу «Совдепии».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
100 знаменитых отечественных художников
100 знаменитых отечественных художников

«Люди, о которых идет речь в этой книге, видели мир не так, как другие. И говорили о нем без слов – цветом, образом, колоритом, выражая с помощью этих средств изобразительного искусства свои мысли, чувства, ощущения и переживания.Искусство знаменитых мастеров чрезвычайно напряженно, сложно, нередко противоречиво, а порой и драматично, как и само время, в которое они творили. Ведь различные события в истории человечества – глобальные общественные катаклизмы, революции, перевороты, мировые войны – изменяли представления о мире и человеке в нем, вызывали переоценку нравственных позиций и эстетических ценностей. Все это не могло не отразиться на путях развития изобразительного искусства ибо, как тонко подметил поэт М. Волошин, "художники – глаза человечества".В творчестве мастеров прошедших эпох – от Средневековья и Возрождения до наших дней – чередовалось, сменяя друг друга, немало художественных направлений. И авторы книги, отбирая перечень знаменитых художников, стремились показать представителей различных направлений и течений в искусстве. Каждое из них имеет право на жизнь, являясь выражением творческого поиска, экспериментов в области формы, сюжета, цветового, композиционного и пространственного решения произведений искусства…»

Илья Яковлевич Вагман , Мария Щербак

Биографии и Мемуары
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное