Читаем Анри Барбюс полностью

Старая испытанная сюжетная схема — впечатления, переживания и мысли героя-одиночки, его поиски истины. Форма повествования от первого лица, как и в ранних романах «Умоляющие» и «Ад». Казалось бы, все как прежде. Нет, герои «Звеньев», поэт Клеман Трашель, обладающий волшебной способностью проникать в прошлое, все видит по-новому.

Его личная драма отступает на второй план. На первом — драма человечества. И становится ясно: ясновидение Трашеля — лишь условная форма. Так автору легче и удобнее размышлять о временах прошедших, следить за судьбами рода людского. Ассирия. Египет. Греция. Рим. Феодальная Европа. Современный капитализм. Всемирная панорама непрекращающейся трагедии вселенной: социального неравенства. Боль и страстная жажда перемен владеют героем.

Барбюс становился оратором и провидцем и в творчестве.

А та человечность, та тонкость и особое изящество выражения мыслей, которые так привлекали в Барбюсе прежнем, — ушли ли они из его книг? Нет. Все, что пленяло в ранних его произведениях, живет…

Но одна новая черта укореняется в новых книгах Барбюса. Они полны выводов, предчувствий, предсказаний. Коммунист уверен в переделке будущего. Он также уверен, что мир перестроится руками людей. И он призывает к атаке, вырвать корни зла, изменить основы общества.

Эти мысли облекаются в художественную плоть образов, порой символических, в форму пророческих предсказаний, призывов. Барбюс, как художник, овладел свойством, которое он позже возведет в один из принципов нового искусства. В книге меняются с калейдоскопической пестротой картины разных миров, времен, эпох. События сменяют одно другое. Это как смена кадров в кинематографе. В его книге начинают смыкаться приемы кинообозрения и психологическое исследование.

А к следующей своей книге повестей он даст подзаголовок «Три фильма». Это сборник новелл «Сила» (1926). Разные эпохи, разные сюжеты. Но единая мысль придает повестям идейную цельность. Барбюс восстает против социального неравенства. И хотя в первой повести («Насилие») речь идет о древнем Риме, по мысли, по тону, по идее это произведение о современности.

Герой «Насилия» Тимон, честный и одаренный человек, изобретатель невиданной технической силы, ждет случая, чтобы применить ее с наибольшей пользой для человечества. Он встречается со многими людьми, недовольными существующими порядками. Тимон стремится поднять рабов на борьбу. Но богачи узнают об его изобретении, и Тимон вынужден его уничтожить. С ним остаются только его убеждения.

Форма новеллы «Потустороннее» также условна. Летчик, которому предстоит дальний полет в Китай, поднимается в воздух для испытания самолета. А в это время в великолепном курортном городке на Лазурном берегу происходит взрыв на химическом заводе.

Единственный живой человек, летчик Губер Аллен, проходит по городу мертвых.

Смерть обнажает то, что было тайным. Герой видит следы предательства, измен, несправедливости, притеснений, и тогда Аллен бросает слова обличения своему сопернику, вырастающему в символ всего зла капитализма:

«Ты делал то, что ты хотел. Ты брал себе все существа, которых ты желал. Ты пожирал женскую молодость… ты уничтожил молодость мужскую… Ты терзал в своих металлических кухнях живые тела… Ты пользовался всем… гласностью, подкупленной всюду, демократическими парламентами, канцеляриями, газетами, судами, церквами…»

Новелла «Потустороннее» кончается оптимистически. Бедствие застигло не весь мир. Не все погибло. Аллен видит на море, в темном пространстве блестящую звезду. Эта звезда движется. Приближаются люди. «Все начинается сначала».

Новелла могла бы кончиться словами: «Но теперь Губер Аллен знал, что ему делать». С ним произошло то, что испытал Симон Полен. Это было прозрение. Наступила ясность.

Вот почему, когда Барбюс позднее, в 1930 году, напишет повесть «Полет» (тоже о летчике), она станет как бы продолжением новеллы «Потустороннее»: за обличением следует ясность, за нею — действие. Герой новой повести Барбюса летает над миром, пользуясь великим достижением современной техники. Из страны в страну перебрасывает его «волшебный аппарат». И герой постигает истину: неизбежность торжества социализма в мире.

«Старый мир будет побежден» — таков вывод Барбюса, проходящий через все его произведения 20-х годов.

Символика, гротеск, ирония, шутка, патетика, смелые, озорные картины, граничащие с натурализмом, взволнованная лирика, публицистические формулы, историческое исследование, — все эти средства использует писатель, ищущий выражения идей социализма в искусстве. Но все это было и у его предшественников. Барбюс находит и нечто новое, созвучное эпохе. Стиль стремительности, калейдоскопичности, быстрой смены событий, настроений… как в кинематографе. Вот почему его книги приобретают форму романов-обозрений, повестей-обозрений, «кусков», но всегда эти фрагменты объединены единой художественной мыслью.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
100 знаменитых отечественных художников
100 знаменитых отечественных художников

«Люди, о которых идет речь в этой книге, видели мир не так, как другие. И говорили о нем без слов – цветом, образом, колоритом, выражая с помощью этих средств изобразительного искусства свои мысли, чувства, ощущения и переживания.Искусство знаменитых мастеров чрезвычайно напряженно, сложно, нередко противоречиво, а порой и драматично, как и само время, в которое они творили. Ведь различные события в истории человечества – глобальные общественные катаклизмы, революции, перевороты, мировые войны – изменяли представления о мире и человеке в нем, вызывали переоценку нравственных позиций и эстетических ценностей. Все это не могло не отразиться на путях развития изобразительного искусства ибо, как тонко подметил поэт М. Волошин, "художники – глаза человечества".В творчестве мастеров прошедших эпох – от Средневековья и Возрождения до наших дней – чередовалось, сменяя друг друга, немало художественных направлений. И авторы книги, отбирая перечень знаменитых художников, стремились показать представителей различных направлений и течений в искусстве. Каждое из них имеет право на жизнь, являясь выражением творческого поиска, экспериментов в области формы, сюжета, цветового, композиционного и пространственного решения произведений искусства…»

Илья Яковлевич Вагман , Мария Щербак

Биографии и Мемуары
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное